вы ведь видели шутки о том, что макгонагалл купила гарри неоправданно дорогую метлу? но вы подумайте: минерва любила джеймса. мы знаем, что к мародерам у нее было особое отношение, но джеймс… это совсем другая история. она видела, как он помог сириусу, принял ремуса и поддерживал питера. он был старостой и капитаном команды по квиддичу — буквально золотой мальчик.
а потом она видит гарри. мальчика, который так похож на джеймса. ее сердце, должно быть, разбилось. она знала, через что он прошел, живя с дурслями, знала, сколько любви и заботы он получил бы, если бы джеймс и лили были живы.
она знала, джеймс купил бы ему нимбус 2000. без лишних вопросов. так что она сделала это вместо него. это был не просто подарок, это был ее способ дать гарри что-то, что ему дал бы джеймс. тихое обещание джеймсу позаботиться о его сыне.
минерва видела в гарри джеймса — в его шалостях, отваге, верности. и она видела в нем лили — в целеустремленности, в ярости. и она знала, что этот ребенок был лишен любви, которая могла бы окружать его. так что она пыталась, по-своему, дать ему то, чего у него не должны были забирать. пыталась напомнить, что где-то там был человек, которому было не наплевать на него.
я решила сжалиться над теми, кому это не нужно, и порадовать тех, кому это интересно
это был безумно долгий получасовой процесс раздумий (я увидела мем и не решилась его запостить), в результате которого я пришла к тому, что я могу вообще делать все, что хочу, так что 🥁🥁🥁
я создала отдельный канал для бадди потому что я так чувствую
это не значит, что вы больше никогда не увидите здесь бадди, потому что я не упущу возможности поманить вас за собой, но здесь его будет значительно меньше, а мародеры (дай боже) вернутся сюда на постоянной основе (я больше не хочу, чтобы дурацкая работа забирала у меня все, что мне дорого, поэтому я буду стараться)
в общем welcome всем заинтересованным! незаинтересованным — я до вас еще доберусь <3
И Бак перестает. Он фокусирует взгляд на Эдди, на его встревоженном лице, и краем сознания отмечает, как его пальцы впиваются в предплечье Эдди, который все еще держит свою руку на его плече.
— Прости, — тут же говорит Бак, пытаясь одернуть руку, и не успевает, потому что Эдди накрывает его побелевшие пальцы второй ладонью. Бак не рискует опустить взгляд, потому что знает, что первым, что он увидит, будет не то, как Эдди успокаивает его, позволяя цепляться за себя, а грязь под ногтями.
И Бак… просто не может. Так что он смотрит на Эдди, слишком поздно замечая, что все это время его губы шевелились, и он что-то говорил. Бак никогда не умел слушать.
— …не он. Он был болен. Ты бы спас его в тот день, и он бы умер в другой. Он не хотел жить. И ты в этом не виноват. Мы разные. Мне было, к чему возвращаться. К Крису… к тебе. Я не сдался. Я не ждал, пока вы меня спасете — хотя я знал, что ты обязательно что-нибудь придумаешь, — я нашел выход. И, Бак, я здесь. Я живой, — говорит Эдди, кладя их переплетенные руки себе на грудь. И он прав. Бак чувствует, как быстро колотится его сердце. И разве это не показатель? — Все хорошо. Дыши.
Если до этого Бак мог дышать едва, то теперь он дышит так часто, так много, что вздохи начинают спотыкаться друг о друга, спеша вырваться наружу, и вот Бак уже захлебывается ими, а Эдди, всегда знающий, что делать, тут же обнимает его, прижимая к себе и, кажется, в сотый раз повторяя «я здесь, я живой, все хорошо», пока Бак не начинает верить ему.
— Поехали домой, — тихо просит Эдди спустя какое-то время. — Крис, наверное, уже с ума сошел со скуки.
Уже сидя в машине, Бак думает о том, как Эдди сказал, что они поедут домой, а не по домам. О том, что их ждет Крис. О том, что вообще-то это он должен был быть за рулем, а не Эдди. О том, что ему, наверное, надо снова попробовать терапию, потому что его реакция была абсолютно неоправданной. Бак думает обо всем, кроме того, что действительно имеет значение. Мне было, к чему возвращаться. К Крису, к тебе. Потому что, и Бак в этом уверен, Эдди имел в виду совсем другое.
Бак слушает Бобби внимательно. Даже слишком. И настолько, что Хэн приходится пихнуть его локтем в бок, чтобы он наконец отвел взгляд от Кэпа и увидел Эдди. Мокрого, со сбитым фонарем, измазанного в грязи, но живого Эдди. Эдди, стоящего прямо перед ним, а не погребенного под несколькими тоннами размытой дождем земли.
Эдди стоит перед ним, умудряется шутить о планах на выходные, и Бак снова может дышать. Не полной грудью, не легко, но он может, и этого пока достаточно.
Осознание накрывает его, когда они возвращаются на станцию. Эдди идет в душ последним, и Бак ждет, пока он выйдет, чтобы предложить довезти его до дома. Вряд ли он сейчас в том состоянии, чтобы сесть за руль.Все остальные уже разошлись: Бак слышал, как Чимни попрощался с ним еще минут пятнадцать назад, а Бобби сказал, что им всем нужно хорошенько выспаться. Да, это было бы славно. Но сначала он убедится, что с Эдди все в порядке. Он потащит его к врачу силой, если придется.
Эдди выходит из душа, и Бак не обращает внимания на то, как волосы мокрыми прядями спадают ему на лоб, или как капельки воды затекают за воротник, и даже не на то, что Эдди выглядит нормально, как бы абсурдно это не звучало. Бак видит лишь грязь, забившуюся под ногти, и вот он снова — тщетно — пытается разрыть землю руками, пока Бобби оттаскивает его, говоря что-то, что тонет в шуме дождя и криках Бака.
Бак не замечает, как дрожит, пока Эдди осторожно не кладет ладонь ему на плечо.
— Бак, ты в порядке?
Это ты спрашиваешь? — хочется сказать Баку, но вместо этого ему удается лишь тихое:
— Ты мог умереть там. — И Эдди смотрит на него, и, кажется, он хочет что-то сказать, но Бак уже начал, и его не остановить. Слова рвутся из него потоком, сбивчивые, скомканные, бессвязные и глупые. Он должен остановить их, поймать каждое и силой запихать обратно, потому что они все неправильные, они все о нем, и это же Бак — он всегда говорит, а потом думает, а это Эдди — он всегда слушает, и, может быть, он услышит, что Бак пытается ему сказать, и поймет, потому что сам Бак пока что не понимает. — Ты мог умереть, и я ничего не сделал. Я должен был прикрывать тебя. Ты же рассчитываешь на меня. А я на тебя. Так мы договорились? И я подвел тебя.
— Бак…
Слово теряется среди других, и Бак уже не здесь, он где-то там, несколько лет назад, и он еще не знает Эдди, и он на каком-то другом вызове, который не должен был обернуться катастрофой, который должен был закончиться хорошо, если бы тот парень только держал его за руку.
— Он отпустил, понимаешь? Он просто отпустил, Эдди. Я испугался и не успел перехватить его. Я никогда не успеваю. Никогда. Я стараюсь, правда стараюсь, но все ускользают, и я не…
here’s the deal: я показываю вам зарисовочку по бадди, а вы ее читаете (хоть как оридж, i don’t care) и говорите мне, что я умница, потому что я выстрадала ее. я буквально выстрадала ее. еще никогда мне не давался текст с таким трудом. я перевертела четыре (4!) разных сюжета, я писала, удаляла и писала заново. я сделала это проблемой каждого, кто общался со мной за последние сутки. я понылась каждому и я все равно не довольна ей на все сто. но тут либо это, либо я схожу с ума и бьюсь головой об стену, потому что я чувствую чувства и впервые не могу слепить слова и показать их вам
вы вообще понимаете, как тяжело написать по одному пейрингу и показать его людям из другого пейринга, чтобы это не выглядело как безумный поток мыслей с рандомными именами?!
