— Только у потомков моей дорогой подруги могут быть такие изумрудные опалы вместо глаз. — Говорит она.
— Я не понимаю… — шепчет Атанасия, пытаясь подняться, но Офели не дает ей даже дернуться.
— Пророчество говорило о ребенке с сияющими глазами цвета цветущих полей, — молвит она, — о ребенке с соцветиями колосьев вместо волос, — продолжает Офели, — о ребенке, который прожил не одну жизнь.
Ее руки отрываются от мягкой кожи ребенка, уже сжимая стакан.
— Остерегайтесь не только Элизу, ваше высочество, — предупреждает она, — в первую очередь остерегайтесь того писаря, ускользнувшего из храма, чтобы вершить свои злодеяния.
Она прикладывается одними губами к окаемке стакана, обмакивает водицей уста и спустя мгновение валится на пол, скатившись вниз по столу.
— Кровь не водица. — Согласно вторит девица, элегантно поправив выбившуюся прядь. — Всякий раз дивлюсь, стоит моей прекрасной сестрице показаться в саду. Порой я представляю, насколько чудесным уродился бы и мой братец, заслуженно надев корону.
Руки королевы вздрогнули. Ее глаза расширяются в ужасе, и она прозревает, стоит только завидеть самодовольное выражение лица принцессы.
— «Мерзавка знала все», — вторит себе Элиза, сглотнув неприятные ощущения во рту.
Вспышки пророчеств, мессы в ныне упраздненных церквях, легенды о существовании самого феникса, – еще в начале своего пути она так рьяно отвергала все это, сославшись на ересь неграмотного народа, как ее настигло озарение, срубив на корню все, что она оберегала.
..Она переворачивается, как только в ее сторону летит режущее, успевая не принять на себя удар. Все же у нее был инстинкт самосохранения, только едва ли он способен помочь в этой ситуации. Женщина скалится, руки ее напряжены, и девушка пытается сотворить из рассыпчатого снега шарик, едва шевеля конечностями, но ее возможное оружие только тает от остатков тепла этого понемногу умирающего тела. Грейнджер чертыхается, пытается подняться, но не выходит. Ее прибивает к земле очередная дрянь из палочки, заставившая набрать полную глотку снега...