Был такой японский солдат по имени Хироо Онода. После окончания Второй Мировой он продолжил вести партизанскую войну на Филиппинах, считая новости о капитуляции Японии вражеской пропагандой. Он следил за врагами, совершал вылазки, нападал на местных, питался фруктами и крысами, и ни на секунду не сомневался в том, что война не закончилась, хотя с помощью перенастроенного радиоприемника был прекрасно осведомлен о положении дел на большой земле. И так он провел 30 лет своей жизни. Так вот same shit, господа. У многих из нас своя война. Но иногда проблема в том, что она уже объективно закончилась, нападать некому, все разошлись, а командир (мозг) приказа сложить оружие так и не дал (как и Оноде-сану его командир). И тогда восприятие настолько переворачивается, что вместо грохота фейерверков ты упорно слышишь разрывающиеся снаряды, а минимальная симпатия/забота с чьей-либо стороны расценивается как потенциальная угроза (в перспективе). В зависимости от размаха военных действий в твоей голове ты либо немедленно пытаешься эту угрозу ликвидировать, либо запираешься в убежище, чтобы не дай боже, себя не выдать (память о том, как за каждым неосторожным шагом за порог тебя ждал удар условной палкой с гвоздями, никуда не девается, как бы ты ее ни гасил). И хрен бы с ним, но в убежище темно, холодно и нехер делать. А через щели в заколоченных окнах льется солнечный свет и тепло, которое ты безумно хочешь ощутить на своей коже. Какой бы строгой ни была твоя внутренняя дисциплина, как бы ни было выверено каждое слово и действие, которое ты себе позволяешь, где-то глубоко внутри себя ты хочешь выйти и просто быть, не прикидываясь непоколебимой скалой и не пытаясь отпугнуть от себя все живое в страхе, что когда-нибудь это самое живое выжжет тебе всё нутро. Что делать? Я не знаю. Наверное, вылезать потихонечку. Это логика так подсказывает. Тут я могу только констатировать, но сделать ничего не в силах, потому что мне надо возвращаться в лес чистить винтовку. #БортовойЖурнал