Обсуждая не так давно с коллегой последнюю практику ВС, не сговариваясь сошлись в том, что все новаторство в позициях чаще всего выглядит прикрытием странных, мало объяснимых с точки зрения фактуры решений. Иными словами, коллегия пытается сместить фокус внимания на "новые правовые позиции". Вот и последнее дело ВС про сделки с заинтересованностью (СЗ) я бы отнес к тому же ряду. Фабула: участник общества А. оспаривает сделку аренды помещения, ссылаясь на крупность, заинтересованность, убыток, притворность и всех боговст. 10 ГК. По крупности и притворности доводы не нашли понимания ни в одной инстанции, оставим их без разбора. В отношении заинтересованности истец ссылался на то, что арендатором было общество Б., учредителем которого является работник общества А., а директором - работник другого общества, где ГД является то же лицо, что и в А. Все это доказывает, что эти люди были связаны с ГД общества А. В части убыточности истец ссылался на то, что в течение первых шести месяцев арендатор должен был платить 1 рубль, а впоследствии часть помещения была сдана в субаренду за сумму, превышающаю стоимость аренды. Суды отвергли все эти доводы, но с ними не согласился ВС по следующим мотивам. 1. Сделка была СЗ, потому что здесь имела место фактическая аффилированность директора с арендатором. Однако сам ВС почему-то говорит об этом в контексте доказывания недобросовестности другой стороны сделки (т.е. что она знала о том, что это СЗ). Первый вопрос к этой позиции заключается в том, что прежде чем анализировать добросовестность, нужно установить, что это СЗ. В критериях заинтересованности нет ни фактической аффилированности, ни формальной, никакой нет 😅 И это не случайно. Концепция СЗ сводится к тому, чтобы дать в законе формальный перечень ситуаций, когда мы можем констатировать заинтересованность и необходимость совершать сделку в особом порядке. Второе, наличие фактической аффилированности может свидетельствовать о том, что в сделке был конфликт интересов, однако неверно ставить знак равенства между СЗ и сделками с конфликтом интересов. Последние - куда более широкое понятие, зачастую ситуационно-обусловленное, например, если директору дали откат. Именно понимание невозможности описать и учесть все такие ситуации конфликта интересов в законе и привело к включению в ГК п. 2 ст. 174, который описывает совершение сделки в ущерб интересам ЮЛ, где есть сговор или таковой следует из очевидной невыгодности условий сделки. Зачем нужно это различие между СЗ и сделками с конфликтом интересов? Затем, что только имея чётко определённые критерии квалификации, мы можем устанавливать обязанность одобрять сделку и возлагать на другую сторону сделки последствие неодобрения в виде презумпции вреда. Тогда как из подхода ВС следует, что о том, что сделка требовала одобрения, мы узнаем после её совершения, когда об этом скажет суд. Ведь конфликт интересов и фактич. аффилированность - понятия растяжимые, в этом деле они такие, а в другом деле нет, где-то и друзей посчитают аффилами и т.д. Это создаёт опасную неопределённость для участников оборота в части соблюдения правил совершения СЗ. Подчеркну, что формализм квалификации СЗ никак не мешает бороться с выводом активов, просто происходит это с помощью п. 2 ст. 174 ГК за счёт доказывания ущерба от сделки. Поэтому мне остаётся непонятным маниакальное желание затягивать все сделки с конфликтом интересов под эгиду СЗ. Это было оправданно до появления п. 2 ст. 174, когда СЗ были единственным путем оспаривания сделок участником. 2. В отношении убыточности сделки, по мнению ВС, не была дана надлежащая оценка тому факту, что в аренду имущество сдали за 632 т.р., а в субаренду менее чем половину площадей - за 400 т.р. (потом цена выросла до 600, а затем и до 800 т.р.) Суды, разумеется, давали всему этому оценку, найдя объяснения для этой разницы (в случае с арендой коммунальные платежи были на арендаторе), но ВС дал иную оценку. Сложно судить, кто прав по существу, но совершенно точно, что это переоценка, причем довольно опасная, учитывая, что речь шла не о многократной разнице в сумме.