#философия #лингвистикаВ языках мира отмечены разные стратегии грамматического и лексического
представления времени, или темпоральных значений. Как носителям языка с развитой морфологией, нам ближе всего морфологическое представление времени в грамматике, т. е. с помощью аффиксов. Впрочем, в нашем языке есть и аналитическое будущее время, для образования которого используется вспомогательный глагол: «
буду делать». Одна из наиболее частых стратегий — выводить грамматические и около-грамматические темпоральные значения из морфем или слов со значениями
пространства и
движения. Так, вспомогательные глаголы с темпоральной функцией нередко восходят к глаголам движения: вместо нашего «буду» могут использоваться «идти», «подойти», «направляться», «отправляться» и т. д. (ср. англ.
be going to do для выражения будущего времени). Для выражения аспекта (перфектив, прогрессив, инхоатив, хабитуалис и пр.; проще говоря — «вид») также используются морфемы с базовым пространственным значением. Складывается ситуация, при которой темпоральная сторона грамматики в значительной мере имеет
пространственно-двигательную основу. У меня нет точных цифр, так что могу опираться лишь на свое общее впечатление от многолетнего чтения словарей, грамматик и исследований по грамматикализации в совершенно разных языках из различных семей. Я бы предположил, что это
примерно 70% от всех случаев (по отдельным семьям цифры будут сильно различаться).
Тем более примечательно, что есть языки, в которых
этот феномен вообще отсутствует. Это языки двух типов: 1) те, в которых имеются грамматические или около-грамматические показатели времени (морфемы, вспомогательные слова, адлоги и наречия), но они не связаны с пространственными значениями; 2) те, в которых
нет грамматических показателей времени как таковых. Вторые я рассмотрю позднее. Что касается первых, то это не такая уж редкость. Дело в том, что, помимо эксплицитно пространственных, источниками грамматических показателей времени могут быть, например,
позиционные глаголы — «стоять», «сидеть», «лежать», «висеть», «находиться» (ср. русское «становиться», «стал / стану»). Конечно, при желании их тоже можно назвать пространственными, но как минимум здесь не предполагается локомоция. Имеются и другие распространенные источники — «держать», «брать», «хватать», «получать», а также более абстрактные «быть» и «иметь» (ср. с английской темпорально-аспектуальной системой, которая в значительной степени построена на
be и
have).
Один из важных источников «темпоральности» в индоевропейских языках — глагол со значением
«жить, проживать», индоевропейское
wes-. Похоже, он получил вспомогательную функцию лишь в отдельных семьях, шире всего — в германской (где-то напрямую, а где-то после перехода в значение «быть» и функцию локативной копулы). В итоге мы имеем, например, смешанную парадигму для глагола бытия в английском языке, где какие-то формы восходят к исконному глаголу бытия (
is), какие-то — к глаголу «расти, цвести» (
be,
been), а какие-то — к глаголу «жить, обитать» (
was,
were). В немецком похожая ситуация, при которой глагол
wesen выполняет различные вспомогательные функции. Кроме того, образованные от него имена охватывают примерно ту же область значений, что и наши «существо», «сущность». Чуткие к языку немецкие философы не могли не воспользоваться таким богатством: греческая
oysia и латинская
essentia стали передаваться как
die Wesen «сущность». У Хайдеггера архаичная форма 3-го лица ед. ч. —
west — используется для описания «темпорального развертывания» Бытiя, т. е.
Seyn (в отличие от
Sein). В греческой метафизике Бытiе открывалось как присутствие (
die Anwesen), в Новом начале Бытiе осуществляется (
west), т. е. дается, «дано» (
Es gibt…). Иначе говоря, Хайдеггер обращается к архаичным способам употребления
wesen для преодоления классической «метафизики присутствия», имеющей черты пространственности, презентности и зрительности. В связи с этой сложной темой отсылаю к своей лекции
«Нерефлексивное конструирование онтологий», а об остальном позднее...
