ДРОЖЬ И УЯЗВИМОСТЬ | ЗАРИСОВКАЮджи кусает губы, чувствуя, как скапливаются слёзы в уголках глаз. Ноги едва его держат, дрожат и ходят ходуном, и он так отчаянно цепляется за Сатору, чувствуя уязвимость, когда касается его одежды нагим телом.
Он словно вибрирует сам, от вымокших от пота кончиков волос до сжимающих пальцев ног. Волной мурашки пробегаются по телу, а судороги охватывают изнурëнные нагрузкой мышцы. Стоять практически невозможно, он держится за Сатору и плачет, плачет, осознав, что его чувствительность достигла новых высот. Никогда в жизни он не позволил бы себе подобных слёз, но Сатору так нежно держит его, целуя в макушку, словно и не сам довёл до такого состояния, и Юджи растекается по нему безвольной массой, дрожа и хныча.
— С-сатор-ру-сан...
Юджи никогда бы не подумал, что вибрация может быть такой. Она не быстрая и не жужжаще резкая, не агрессивная, но ужасающе глубокая. Глубинная. Изнутри пронзает его теплыми волнами такой силы, что взять себя в руки нет никакой возможности. А Сатору, ласково целуя его лоб и волосы, совершенно бесстыдно держит ещё один подобный вибратор меж его ягодиц у опухшего отверстия, не проталкивая внутрь, а позволяя вибрации воздействовать на нервные окончания в самом интимном месте. Юджи пульсирует, сжимается, расслабляется, пытаясь найти то состояние, в котором пронизывающая его вибрация будет не так ощутима, но правда в том, что подобного состояния нет, и коварные длинные пальцы Сатору, удерживающие вибратор, не позволяют ему передышки. А внутри, сжимаемая бархатными раздражёнными стенками, посылает дрожь ещё одна игрушка. Вздернутые соски, трутся о форму Сатору, пульсируют от нанесенного жидкого вибратора — вязкой мази, посылающей нежный, игривый зуд. Юджи боится опускать на них свой взгляд, ему кажется, они будут такими пошло алыми, яркими и подрагивающими, что он не вынесет этого вида.
Сатору словно услышав его мысли, немного вдавливает игрушку внутрь, сталкивая с другой, и Юджи с вскриком выгибается, прижимается к нему сильнее, его тело, совершенно уязвимое в своей предельной чувствительности, болезненно соприкасается с чужой одеждой, и слезы продолжают течь по щекам.
Он мог бы вырваться за считанные секунды, мог бы надуться, и Сатору сам бы прекратил всё немедля, но Юджи не остановил его ни раньше, ни сейчас, и факт, что Сатору знает, что происходящее ему нравится, ещё сильнее бьёт по смущëнному и замутнëнному сознанию.
Юджи кончил уже трижды. Трижды подряд — даже для его крепкого тела удивительно невозможный результат. Его член выжат досуха, он весь — выжат, может только стоять, дрожать и цепляться за Сатору, закатывая глаза в изнеможении и издавая постыдные звуки.
Когда Сатору приподнимает его голову за подбородок и целует раскрасневшееся лицо, Юджи срывается на совершенно отчаянный плач.
— Я, я больше не могу, С-сат-тор-ру.
— Тише, солнышко, ты умничка, ты мой прекрасный мальчик, — Сатору нежно целует его глаза, а пальцы его продолжают вдавливать вибратор глубже, и Юджи кончает, снова, совершенно сухо, содрагаясь в его объятиях, а после обрушаясь всем весом своего тела на Сатору, пока тот подхватывает его на руки с абсолютной бережностью.
— Все хорошо, солнышко?
Юджи мямлит что-то невразумительное, но кивает головой, прикрывая глаза. Тело продолжает дрожать и пульсировать, но он все еще не говорит стоп-слова, даже на последнем издыхании. Впрочем, Сатору все равно завершает их сеанс, нежа Юджи в постели и зацеловывая каждый миллиметр его тела. Пока Юджи совершенно без сил в его руках.