Я никогда особо не задумывалась о концепции драмы. Она просто с самого детства маячила в поле зрения, и за неимением других опций казалась нормой, квинтэссенцией жизни и её двигателем. Что сие справедливо лишь для учебников по писательскому мастерству, мне открылось намного-намного позже. Несмотря на то, что драма была вписана в порядок вещей, меня это не устраивало. До сих пор считаю самым счастливым временем детства те годы, когда я жила с бабушкой. Они были спокойными и событийно-нулевыми, а большего и не хотелось. При этом ебучая драма стала микрофоном, через который приходилось доносить свои мысли и чувства, однако такая стратегия в итоге привела к дилемме двух стульев: без него меня не слышали, а с ним начинался отвал жопы: «Да чё ты драматизируешь, не принимай близко к сердцу!» А потом ещё больший отвал: «Ты просто внимание выпрашиваешь». /орёт на пограничном/ Да, выпрашиваю, потому что быть видимым – базовая человеческая потребность с младенчества. Как вообще так вышло, что люди вбухивают своё внимание во всяческий кал, но при этом до их близких долетают жалкие крохи? Но это я сейчас могу принять и даже не покраснеть. А раньше за такое становилось очень стыдно. Получалось, что проявляешь эмоции = становишься слабым и неудобным. В пизду такое, закрываюсь. Но драматические события никуда не делись. Почему? Да потому что я начала орать с драма-микрофоном в собственные уши. Я себя, конечно, послушаю, куда деваться, но кукуха-то не железная. И эта нескончаемая какофония в голове триггерила одну охуительную историю за другой. Мозг просто не знал, как жить без драмы, ну и внешние обстоятельства способствовали. После психотерапии стало ясно что драма – угроза, но и молчание – угроза не меньшая. И что это всё самым неправильным образом слиплось в моей голове: вышедшее за рамки адеквата нежелание драматизировать превратилось в поедание себя изнутри. Надо было срочно разграничивать. Да, драма начинается со зрителя, с его внимания. Это скользкий момент: с одной стороны умножение проблем на сто действительно бесит, с другой, если взглянуть в контексте, – грустно, что человеку приходится прибегать к таким способам, чтобы чувствовать себя видимым. Тут уже дело каждого, давать это внимание или нет. Я для себя решаю этот вопрос через два момента. Первый – это ответственность. Низший сорт драмы – когда человек пытается переложить ответственность за свои чувства на свободные (или не очень) плечи, в неспособности позаботиться о себе самостоятельно. Всё это инфантильно и энергозатратно как для главного героя, так и для всех причастных, поскольку в таких случаях проблема, как правило, не решается, а бесконечно обсасывается. Собственно, в обсасывании и есть смысл её существования. Второй – готовность в нужный момент остановиться и взяться за бритву Оккама. Если человек не готов, значит, для него важнее множить сущее без необходимости, а не разбираться с трудностями. Драма может быть эдаким вспомогательным «Ух, бляяя, навались» когда тягаешь тяжести – и это в целом можно назвать ок (пока оно не доводит до беды и не стопорит решение беспокоящих вопросиков), потому что у нас всех разные эмоциональные диапазоны и контексты, определившие способ выстраивания диалога со средой. Но когда драма обретает собственную гравитацию и становится смыслообразующим центром – very plokho, это чёрная дыра, беспощадно сосущая внимание. Несмотря ни на что, я до сих пор боюсь показаться драматичной (правда, всё равно кажусь). Призывы взять себя в руки и не устраивать самокопаний въелись в память так глубоко, что стоит подумать о чём-то чуть более метафизическом, чем сыр по акции, как внутренний голос начинает шипеть: «Ты что там, драматизируешь опять? Фу!». При этом если бы я не самокопалась, то так и не вышла бы в компенсацию, наверное. Да и вообще до психиатра с психотерапевтом бы не дошла. Быть роботом, конечно, круто, но на практике не очень безопасно. #БортовойЖурнал