Вообще идею о томъ, что слово «шаньга» могло быть заимствовано изъ коми-зырянскаго, можно отбросить безо всякой этимологіи, просто по соображеніямъ здраваго смысла. Языкъ буквально нашпигованъ русскими словами—и это замѣчательно. Какъ будетъ на языкѣ коми «пирогъ»? Пирöг! А «блинъ»? Блин! А «пряникъ»? Преник! Какимъ образомъ на этомъ фонѣ «шаньга» вдругъ можетъ оказаться обратнымъ заимствованіемъ? Но въ совѣтской лингвистикѣ возможно все, ибо превалируетъ установка на возведеніе русскихъ словъ къ созвучнымъ въ любыхъ языкахъ, хоть въ корякскомъ. Увидѣвъ искомое созвучіе или иное подобіе, совѣтскій лингвистъ сразу же предполагаетъ заимствованіе въ русскій—и съ неохотой разсматриваетъ обратное. Письменныя фиксаціи при этомъ не имѣютъ большого значенія, поскольку всегда можно что-нибудь «реконструировать». Ну и, конечно, въ ситуаціи отсутствія или крайне малаго числа письменныхъ памятниковъ на языкахъ «народовъ Россіи» открываются широкія возможности для языкового изобрѣтательства, подтасовокъ и манипуляцій. Довѣсокъ. Судя по комментаріямъ и реакціямъ, коми-зыряне очень не довольны тѣмъ, что «шаньга» оказалась не «исконнымъ коми-словомъ». Къ сожалѣнію для нихъ, зырянская гипотеза полностью не состоятельна: ее просто не поддерживаетъ ни одинъ лингвистъ, включая самихъ коми. Если карельскую гипотезу еще можно, хотя и съ критическими сомнѣніями, разсматривать, то въ языкѣ коми это желѣзобетонное заимствованіе изъ русскаго.