Марина Шимадина:
Очень люблю этот прием в театре, когда тесная выгородка на переднем плане куда-то уезжает, и перед зрителями вдруг открывается вся глубина сцены - огромная, невероятная, залитая огнями софитов. Кажется, что пелена спала с глаз и ты вдруг узрел что-то настоящее, истинное.
На этом приеме построен и "
Сын" Юрия Бутусова в РАМТе со сценографией Максима Обрезкова. Действие происходит в монохромной и тесной серой комнате на авансцене, но иногда стены раздвигаются, а за ними - типично бутусовское метафорическое пространство с черными воронами на столбах или огромной луной, как в "Меланхолии" Триера. Так и в бытовой по сути пьесе Зеллера про развод родителей вдруг обнаруживаются какие-то космические черные дыры.
Для меня этот прием стал ключом не только к пьесе, но и вообще - к пониманию природы вечного непонимания между родителями и подростками. Все дело в оптике.
Взрослые близоруки и не видят дальше своего носа, их заботит то, что находится на первом плане: дом, работа, школа, внешний вид, общение с себе подобными, понятные и привычные ритуалы. А подростка, только открывающего этот мир, волнует не быт, а бытие. Он только что увидел бездну, над которой мы все ходим и умудряемся не замечать, увидел ужас, несправедливость и тщету жизни. А тут родители со своим: ты сделал уроки, помыл посуду, покормил кота, на кого ты похож, вот я в твоем возрасте... ну и тд.
Хотя "в твоем возрасте" взрослые наверняка переживали тот же ад, но со временем нарастили близорукость, научились не замечать этой бездны - иначе с этим просто невозможно существовать. И со временем подросток тоже вырастет и научится не замечать, если он не травмирован так глубоко, как герой Зеллера. Его Николя - современная версия Гамлета, только здесь предателем, из-за которого мир рухнул и распалась связь времен, оказался отец, а не мать. Любовь и ненависть к ним обоим, разрушившим его счастливое детство, раздирает мальчика буквально на части, он не может с этим жить, но родители не понимают его, они видят только внешнее: это всего лишь трудный период, ничего страшного, не мы первые, не мы последние...
Хотя это заботливые и любящие родители, они честно стараются понять, что происходит. Но когда
сын им говорит прямым текстом "я не хочу жить", они в ужасе закрывают ему рот - "не говори так". В общем, на этот спектакль можно водить родителей, чтобы проиллюстрировать психологические постулаты об обесценивании чувств и тд.
Но Бутусов, конечно, не про подростковую депрессию, что ему мальчик, а про экзистенциальные вопросы, которые стоят перед каждым из нас. Это опять ту би ор нот ту би: возможно ли жить дальше и ежедневно смиряться под ударами судьбы или проще застрелиться к чертям собачьим.
Но все же это самый ясный и стройный спектакль яростного режиссера визионера. Спектакль идет всего 2.40, действие течет себе линейно от начала к финалу и лишь иногда прерывается фирменными безумными танцами и музыкальными вставками в исполнении Дениса Баландина. Поэтому здесь в первую очередь нужно говорить об актерах: прекрасные Александр Девятьяров и Татьяна Матюхова прыгнули выше головы, играя издерганных людей-марионеток с ломаной пластикой, неестественными движениями и постоянным внутренним надрывом и страхом, который они пытаются скрыть за выбеленными масками, повторяют "все будет хорошо", но сами в это не верят - лгут и себе, и
сыну.
А парадоксальный выбор Евгения Редько на роль Николя оказывается вполне оправдан - по внутреннему возрасту этот герой оказывается куда старше своих наивных родителей, в его глазах - вся скорбь мира, как это часто бывает у тинейджеров. Только вот неожиданная экспрессия актера во вспомогательной роли доктора меня смутила.
Но финал - да! Когда понимаешь, что это все неправда, но хочешь верить, что все будет хорошо, потому что ты все-таки взрослый.
#РАМТ #ЮрийБутусов #Сын #АлександрДевятьяров #ТатьянаМатюхова #ЕвгенийРедько