… Я брожу по улицам Нью-Йорка, с трудом узнавая город, который много лет называл своим домом. Этот некогда оживленный, беспорядочный, разбитый, больной, грязный, творческий мегаполис, наполненный мечтателями и мошенниками, безумцами и шлюхами, теперь превратился в парк для туристов, недоступную, жадную Мекку для богатеев и провинциалов. Неизбывная театральность города испорчена до неузнаваемости, теперь это раздутый, зловонный труп, одетый в блестки, пригодный только для того, чтобы загребать деньги. Давайте станцуем для деревенщины из Канзаса. Давайте представим, что душа все еще существует. Давайте представим, что мы не мертвецы, развлекающие мертвецов. Теперь всё вокруг - деньги. Они - единственное, что мы понимаем. Жители центральных штатов подсчитывают кассовые сборы за выходные. Когда я был молод, фильм, пьеса, книга или - Господи, возможно ли быть настолько молодым? - картина могли изменить мир. Буквально. Изменить этот чертов мир. Но не теперь. Теперь мы втираем очки и несем пургу. Актеры надевают трико и притворяются, что летают, чтобы развлечь умственно отсталые массы. Если нам предлагают артхаусный фильм, то он идет в комплекте с каким-то "трезвым" натурализмом и двадцатипятилетним режиссером-мажором, или, возможно, это какая-то сюрреалистическая чепуха, порожденная инфантильной фантазией Чарли Кауфмана.… Чарли Кауфман «Муравечество»