У ног стоит рюкзак. Я часто смотрю на него, обращаясь как к одушевленному существу. Сажусь на корточки, расстёгиваю молнию резким движением и произношу: «Ну что, погнали». Будто вместе с баллонами из рюкзака можно достать идеи. В голове с огромной скоростью проносятся мысли — не оформленные, а скорее образы, хаотично вращающиеся в пространстве. Я собираю их, словно на чемпионате мира по сборке кубика Рубика, где всё решают секунды. Те образы, что не подходят, словно в режиме удаления объекта из виртуальной реальности, исчезают в никуда. Я смотрю на рюкзак, а затем на кепы. Они уже использованные, но всё ещё важные. Продувая их, прижимая к губам, я ощущаю: пора. Больше тянуть нельзя. Этот сумасшедший поток образов неожиданно останавливается, когда взгляд падает на трещину в стене. Она становится подсказкой — ключом к тому, что будет создано в этом пространстве. Дальше всё проще. Я просто собираю конструкцию — неподвижные изображения, впечатывающиеся в стены без разрешения или одобрения. Они останутся здесь: под дождём, снегом, на рассвете и закате. Каждый вечер они будут смотреть на ускользающее солнце. Интересно, остаётся ли частичка автора с изображением? Можно ли обратиться к картине и через неё увидеть то, что происходит вокруг? Эти вопросы звучат странно, почти дико. Но когда меня спрашивают: «Ты знаешь, что происходит с твоими работами после?» — кажется, будто подразумевают возможность обратиться к ним напрямую и спросить: «Как ты? Что видишь?» Между мной и работами нет мистической связи. Я вижу лишь то, как краска падает на ботинки. В этом нет ничего особенного. Руки часто мёрзнут, но это не испытание. Со мной мои девочки — Ольга Евтушенко и Ольга Перегудова. Для них это часто ожидание. Как только мы заходим на заброшенное место, я перестаю чувствовать их присутствие. Мы становимся звуками шагов — я слышу их, но не вижу. Подходя к краям опасных мест, они смеются — тогда я понимаю: страх здесь с нами. Их голоса за спиной переплетаются с шумами пространства. Во время рисования я замечаю всё: камни, пыль, потёки на стенах — они становятся моими ориентирами, моей картой. Но удержать весь этот поток деталей невозможно, и потому я перестаю говорить. Будто перестаю даже смотреть. Я вижу всё и одновременно ничего. Пальцы слипаются от пролитой краски. Баллоны заканчиваются. Работа готова. Я возвращаюсь в реальность, смотрю в глаза девочкам и выдыхаю, садясь возле рюкзака. Что-то только что произошло. Мы довольны — красотой места, его сутью, его драмой. Я застёгиваю рюкзак, и мы уходим. Дорога домой всегда кажется быстрее. Хотела написать «обратно», но написала «домой».