когда кости лопаток сомкнутся в жгуты, а горло перевяжут артерии, скрывая грубый ужас, детская улыбка ясности блеснёт на полотне посиневшего лица, — это всё, что от меня останется, если ты удосужишься взглянуть на моё уродство любви. я хочу запечатать безобразие размазанных слов внутри шелестящих листьев или посреди хвойного леса, — в каждой их иголочке, в каждом порыве ветра; в каждой струне, которой я касаюсь в чужих домах и пытаюсь наспех вспомнить ноты колыбельной, которую ты выучиваешь наизусть только из-за меня. мои глаза залиты воском, а в сердце всажена лаванда, — я вспоминаю твой образ среди шумного потока жизни, который тащит меня привычным течением, принося за собой морской бриз. я думаю, как тяжело мириться с собственной свободой в борьбе за ценности. за тебя. за нежность в виде твоего лица, за руки; твоего медово-зеленого оттенка глаза. за голос, который тарабанит по ушам, заливая их так, словно я больше никогда и никого не смогу услышать, — или смогу различить только твой из всех существующих. родинки, рассыпанные вдоль сметанной кожи спины. я бы поселилась в твоих костях — стала незваным гостем в углу лопаток, сложившись клубком, — щекотала бы позвоночник по ночам. это всё так забавно и тупо, — то, как я хочу тебя любить, и то, как по-детски неловко, но впервые это всё со мной происходит. ты задаёшь столько вопросов с утра — поела ли я, или сколько времени я трачу на дорогу, а сколько лет моей сестре, и зачем я так часто убираю в комнате, — что я не понимаю, как можно быть настолько чертовски нужной. липкое чувство, вяжущее на языке, как хурма, или оно больше напоминает переспелую смородину, которая лопается во рту, оседая на нёбе ядерным соком. ты — это эвтюмия. у моего спокойствия глаза оттенка сырой хвои, сливовая душа, расписная кожа; у любви притворная капризность, уставшее «и я тебя», целованное нежностью, бардак из слов и катастрофа, — из-за неё я становлюсь уязвимее. и иногда мне нужно просто научиться правильно дышать — прийти в себя, в тебе не потеряясь. я возвращаюсь к беспорядку в голове к чувствам жженым как сахар к тому как сильно я ломалась думая о твоем облике о тех улыбках брошенных случайным прохожим о тепле твоих рук и мягкости твоей кожи о том что требовало ответов и как рушилось всё давным-давно привыкшее прижившееся в моем маленьком штормовом море на твёрдой почве и тогда я сломленная посреди пустого вагона поняла: господи, да я уже потеряна.