— Ничьё... — А на кой хрен тогда тебе нужно весить как пёрышко? — Мне просто так комфортнее будет в своём теле, знаешь... — Что комфортного? Кости выпирают, и тебе от этого больно. Тебя тошнит от еды, потому что организм не привык к нормальному приёму пищи. Ты выглядишь как мёртвый. Это "комфортно"? Или просто хочешь, чтобы тебя пожалели? — Федь, прекрати... Уже лишнего наговорил, — пробомортал Гоголь, неловко потирая шею. Тяжело вздохнув, дабы прийти в себя после небольшого всплеска эмоций, Дост сел на место: — Хватит с меня, понятно? — Федь... Ну прости, пожалуйста. Почему ты так груб со мной? — С тобой только так. — Но ты же можешь чуть мягче. — Могу, но не буду. Коля шмыгнул носом, кончиком пальца смахнув с глаз слёзы прежде, чем они успели скатиться по бледным щекам. Фёдор заметил это мгновенно, и ему снова стало неловко из-за ранее сказанных слов. Гоголь, глядя на свои худые ноги, напоминающие два дряхлых брёвнышка, тихо спросил: — Ты знаешь, что ты мой единственный близкий человек, так ведь..? После пары секунд молчания Дост ответил: — Ну? Судорожно вздохнув, Коля прошептал: — Ничего... Просто не будь со мной так строг, ладно? Я готов попытаться исправить свою ситуацию, но только ради тебя. Не дави на меня сильно, пожалуйста... Фёдор, демонстративно издав ещё один громкий вздох, ответил: — Как скажешь. Но имей в виду, при первом же косяке я не буду с тобой церемониться. — Хорошо, я понял, — сглотнул Коля, сжав слабые ручки в кулаки. Пару слезинок всё же капнули ему на худые ляжки. — Ну-ка, скажи мне, — внезапно сказал Фёдор. — Для кого и зачем ты всё это делаешь? Только правду. После короткой паузы он тихо ответил: — Для себя. — Ага, да, рассказывай. Для кого? Девочка нравится? Гоголь цокнул языком, немного недовольно фыркая: — Пф... Нет. — А что тогда? — Федь... Ты обещал не давить. — Я давлю? Я ничего ещё не сказал. Я просто пытаюсь понять причины твоей проблемы, чтобы было проще от неё избавиться в дальнейшем. Так что я тебя слушаю. Гоголь зачесал волосы назад и тяжко вздохнул: — К чёрту... — сказал он прежде, чем уверенно произнести, так, словно давно засевшие в его душе слова по неволе вырвались из уст. — Ради тебя. Фёдор в недоумении похлопал глазами. — Что? Не понял. — Я тебя люблю, ясно? — Гоголь попытался проглотить огромный ком в горле, но безуспешно. Он продолжал его душить, словно туго затянутый колючий венок. — Пару лет назад ты посмеялся над моими толстыми ляжками... С тех пор я начал сильно беспокоиться по этому поводу. В конечном итоге попытался заняться спортом, но куда проще оказалось просто отказаться от еды. — Шутишь... — ошоломлённый ответом друга, прошептал Федя. — Я правда тебе такое сказал? Я уже не помню... — А я помню прекрасно. — И у тебя есть чувства ко мне... Ты говорил о своей ориентации, но я думал, что мы можем быть только лучшими друзьями. Думал, что ты и сам так считаешь, — Дост потёр затылок, нервно покусывая нижнюю губу. — Коль, мне очень стыдно... — Не бери в голову. Я пойму, если это не взаимно. — Да я не об этом... — Фёдор помотал головой, словно признание не ставило его в неловкое положение. Его беспокоило другое. — Мне жаль, что мои неосторожные слова довели тебя до такого... Прости меня, пожалуйста. Я не хотел, клянусь. Мне безумно стыдно за себя. Гоголь вздохнул с некоторым облегчением и махнул рукой: — Да плевать уже. Что сделано — то сделано, — он казался опустошённым. И чем больше продолжался этот разговор, тем больше он истощал его морально. — Я буду рядом, хорошо? — потянувшись, Фёдор достал до худощавой руки Гоголя и коснулся его тонких пальцев. — Я сделаю всё, чтобы ты восстановился. Обещаю, всё будет в порядке. Коля неуверенно сжал пальцы Доста, кивая, глядя прямо в глаза объекта своего обожания. Фёдор не возражал, но чувствовал себя не совсем комфортно. Скорее, для него это просто непривычно и всё ещё шокирующее. — Прости... Я не смогу ответить взаимностью, — осторожно вымолвил Дост.