#lumierome #sketch_lumierome #nc17_lumierome AU Вампиры. Острые клыки царапают веснушчатые ключицы, оставляя на слегка загорелой коже светлые линии. Люмьер зачарованно наблюдает за тем, как следы розовеют, а по лицу расползаются красные пятна смущения. Джером не попался сегодня – просто не мог, у него не было за последнее время задания сложнее, чем купить продукты. Никакой слежки. Никакого Уолдина. Это если следовать здравом смыслу и логике. Летнее солнце загоняло вампиров в дома, выпуская их лишь с заходом солнца. Они, конечно, не горели, как древнейшие представители своего вида, но всё равно могли взбеситься от ультрафиолета. Психи. И Уолдин тоже. Особенный псих, который бесился на улице от солнца, дома – от одиночества, а с Джеромом – от Джерома. — Сегодня игры не было, – напоминает Батлер, обращая на себя яркие глаза, – Я могу дать отпор. Уолдин расплывается в ухмылке, глядит хитро и подбирается чуть повыше, сокращая расстояние между ними. – И что же ты раньше не начал? – игриво спрашивает, – Игры не было, а мне нужна не твоя кровь... – Я понял, – обрывает его Батлер, ёрзая на атласной простыни. – Правда? – деланно удивляется Люмьер в ответ, – Тогда советую поскорее дать отпор, иначе я исполню то, что собирался. Джером в ответ только сводит брови к переносице, и это умиляет Люмьера, запускающего руки под чужую футболку. – Будет вполне себе честно, – щекочет шёпотом краснеющее ухо. Ответа всё нет. Людям положено молчать. Но для Джерома суть не в этом – он молчанием непрямое согласие даёт на "неукус". Молчание – простой способ не признаваться себе, но признаваться Люмьеру, который умнее и внимательнее. – Не думай, что я позволю тебе быть тихим. Уолдин ловким движение вздёргивает футболку, оголяя для себя живот и грудь, оценивает, замечает шрамы от более откровенных укусов, оставленных им когда-то. С аккуратностью поднимает ткань ещё выше, наслаждается тем, как послушно Джером вскидывает руки, позволяя стягивать с себя мешающую вещь, и тем, как его зрачки сужаются от удивления, стоит Люмьеру закрепить руки с её помощью. – Давать отпор теперь будет тяжеловато, – игриво обращается к парню, хранящему молчание, – Или ты думаешь, что мне наскучит? Новая игра? Я уже решил, что получу в качестве выигрыша. Он словно хищник, водящий кругами жертву и готовый напасть, стоит окончательно потерять бдительность, – говорит без остановки, а руками лезет под резинку треников, стягивает их вместе с бельём, не забывая отвлекать на пустой трёп. Только Джером ведётся и искренне удивляется, когда ровные ногти слегка царапают светлую кожу бёдер, давят, расставляя их шире. Удивляется и позволяет вообще всё. А себе не даёт издать и звука даже когда холод приятно пахнущей смазки проникает внутрь вместе с пальцами. Он кусает руку и видит искорки перед глазами, когда Люмьер, как опытный любовник, находит внутри комочек нервов. – Моих укусов тебе мало? – с игривой ухмылкой интересуется Уолдин, проникая глубже в податливое тело и цепляя зубами кожу на дрожащей руке. Подгоняет трогательной близостью солёные слёзы и аккуратно сцеловывает их со всей любовью и нежностью. Ему не так много сейчас нужно, чтобы довести Джерома до тихих стонов – он сам делает для этого многое, когда невольно трётся пахом о ткань дорогих брюк. Победа приходит к Люмьеру, когда он, уверенный в полной подготовленности Джерома, толкается резче, глубже и неотрывно смотрит в блестящие возбуждением и желанием глаза. Выдавливает шумный выдох на грани со стоном и выцеловывает с его губ ещё несколько более откровенных, принимающих поражение. – Как обычно, – констатирует факт Уолдин, вынимая пальцы, – Теперь не вздумай сдерживаться... Вот и пост на 30 человек в группе (правда, их сейчас 29, но было 30, и я обещал зарисовку в честь этого). Простите, что так долго, у меня сейчас тяжело с творчеством.