ИГУМЕННЕКАЮСЬ

Гелик под папамобиль

Допопуляризировались 😅

Этим можно, они безблагодатные

Перечитал «Идиота» Ф.М.Достоевского. Последний раз читал (и не дочитал тогда) сорок лет назад. Поделюсь впечатлением, пока оно свежее.

Литератор он, конечно, гениальный, этого не отнять... хоть и небрежный в отделке.

Но. Как и всегда и во всех его произведениях, у меня происходит одно и то же. Недалеко от начала всех его книг его герои (а это люди, которых в реальности не бывает, или, если бывают, то в психиатрических лечебницах строгого типа) вызывают у меня недоумение. К середине книги — отторжение. Затем омерзение, и к концу это превращается в какую-то пуританскую ненависть. То же и с «Идиотом». Я закрыл книгу с чувством чуть ли не совершённого греха, как будто потратил своё время на просмотр самой омерзительной порнографии. Я читал восторженные отзывы, что князь Мышкин чуть ли не идеал великого христианина (наряду с Алёшей Карамазовым), выведенный в творчестве тоже великого христианина Ф.М.Достоевского. Да и сам Ф.М. в дневниках писал, что Мышкин — это образ Христа. Но из книги явствует совсем обратное. Князь Мышкин — помимо того, что он действительно идиот — совершеннейший безбожник и издевательство над христианством.

С психологической (здравой) точки зрения было бы интересно всё это разобрать. Этому князю Мышкину все не просто... эээ... гадят на голову, но совершают в отношении него (и в отношении других в его присутствии и с его участием) совершенно дикие, антихристианские поступки. Я уж не говорю о даже не нарушении, а просто издевательском растаптывании всех человеческих границ... а он это с «кротостью» и «любовью» принимает, и попускает совершаться вокруг себя форменному сумасшедшему дому. И это выдаётся за «великое христианство» и «христианский гуманизм»?

Вообще у меня складывается впечатление, что Достоевский совершенно не понимал Христа. Князь Мышкин, внутри себя всем, типа, сострадая, позволяет (и катализирует это), что вокруг него творятся всяческие безобразия, доходящие просто до безумия и убийств. Но — тут есть один момент, по которому всё отлично видно: Христос призывал и приводил людей к покаянию, как к непременному началу жизни с Ним. Князь Мышкин никого к покаянию не приводит, а наоборот — он попустительствует злу в людях и увеличивает его (под предлогом этого вот достоевского «сострадания» и «всечеловечества» и прочих безответственных мечтательств).

Ну и, разумеется, Достоевский везде «русского Бога», «русского Христа» рекламирует. И главная его (русского Бога/Христа) особенность — что он научит бездуховный Запад настоящему, тёплому христианству. Настоящее Христово сострадание — только в русском сердце. А я как раз подумал, читаючи всё это: ну да. На Западе (да и в России времён Достоевского это уже началось) сострадание — это расчётливо строить больницы и поддерживать общественный порядок, чтобы сумасшедшие не отравляли жизнь нормальным людям. А у Фёдора Михайловича, в среде идиотов, раскольниковых и карамазовых — иметь в сердце, непременно в сердце, такое сострадание, такую жалось к падшим, бедным, убогим, низким (но почему-то не к обычным, «обиходным» людям — они в «христианство» Достоевского не входят), что прям в обморок от пронзающей жалости падать. Но ни порядка, ни больниц, ни покаяния — ничего этого не учреждать: как же! это же снизит пафос сострадания!

Это какая-то низость антихристова — и в обёртке «самого тёплого христианства». Обольщение самое настоящее.

Устроил цирк и не весел

Диакон переодетый в св. Франциска устроил балет для папы Франциска. Отмечается, что "папа наблюдал без удовольствия". Ещё бы... Папа фанат оперы 😆

Батюшка, похоже, осознанно вернул в повестку "яхту патриарха".

Владыка Иов был настоящим столпом Православия. Свет его покрытой благородной патиной лампады неугасимо теплился, превращая земной елей в небесную жертву. Его духовный авторитет был неоспорим. Он был глыбой, непроходимым рифом в волнующемся океане мирского бытия. На этот камень веры однажды наехал мой корабль, и я по-христиански счастлив, что сокрушившись о скалу, задержался на ней. Исполненный трепета, я был готов оставить всё мирское и ждал лишь воли духоносного владыки. Седовласый старец принял меня в клир своей епархии, но благословил не оставлять оперного искусства. Так я стал совмещать церковную, театральную и научную деятельности. Я не знаю была то случайность, или духом архипастырь прозревал, что мне предназначено другое, но реши он тогда иначе, вы бы не читали теперь этих строк оперного баса.

Не раз я становился свидетелем необъяснимого. Однажды на службе, после увлекательной премьеры, мысли унесли меня из алтаря. Я перенёсся к красивому моменту спектакля, где была хорошо поставлена некая сцена с моим участием... Своего отсутствия на богослужении я ничем не выдал. Никогда не отвлекавшийся от молитвы, архиерей вдруг остановился и медленно повернулся ко мне. Я встретил его пристальный, пробивающий до позвоночника взор. Сделав два несмелых шага к архиерею, я спросил: «владыко?»... Митрополит молчал. Ничего не сказав, он вернулся к молитве. Но говорить было уже не нужно... Помню, как у архиерея просили молитв для ребёнка, который «скорее всего умрёт». Через время, как бы между делом, святитель осведомился о здоровье чудом исцелившегося дитя. Владыке ответили, что «повезло с врачом»... Мне же повезло всё это замечать.

Этому архиерею я посвятил немало самых возвышенных строк, но ни в коем случае не дерзнул бы называть его своей «музой». То был «титан». Под скромной рясой в нём таилось ослепительное сиянье «Гелиоса». Какие уж там «музы»... Я даже молитв его просить боялся. Святитель внушал истинный благоговейный страх — ту самую, неотъемлемую часть «страха Божия», без которой невозможно прикосновение к святыне. Трепетая, я без преувеличения чувствовал себя листиком, колыхающимся от библейского дуновения. Позже мы, отцы, замечали, что «если бы владыка хоть раз позволил себе поговорить с нами так, как его преемник, мы бы поседели в одно мгновение». Такова встреча с настоящим — оно величественно не менее, чем страшно.

Владыка умер 1 декабря 2020 г. Я скорбел, но без отчаяния... Ибо свет истины, сокрытый в нём, наконец освободился.

Храня в сердце строгий образ моего святителя, я часто еле слышно напеваю на русском языке этот отрывок из оперного прощания Сенеки:

«Кратки смертные муки. Словно вздох,
из груди вырвется дух мой,
покидая приют, где так долго он прожил
гостем чужестранным...
и улетит на Олимп, где узнает,
в чём счастье истинное».


Mori, mori felice!

Кадры отбирают именно так, что всё происходящее = закономерное следствие кадровой политики. Вся система заточена таким образом, что скандалы такого (ниже пояса) рода регулярны и типичны (сколько их уже было?). Нет никакого сбоя в системе — есть закономерные системные плоды. Если бы кто-то хотел это исправить, первым делом этот стыд стоило бы признать и, как следствие, исправить. Всё разговоры подобного рода подразумевают лишь сохранение правил существующей селекции.

Священника из Екатеринбурга обвиняют в попытке изнасилования.

В начале ноября нападению подверглась 19-летняя девушка.

По данным Ura нападавший — иерей. На сайте храма «Большой златоуст» он представлен секретарем-референтом митрополита Екатеринбургского и Верхотурского. Он женат церковным браком, в 2022 году у него родился сын.

Отмечается, что его данные удалены из раздела "Персоналии" епархиального сайта.

Неудивительные новости нашего мирка...

Вот любопытно, по мнению тех, что нападают на бытописательное творчество игумена или теперь того же Дворкина, это обстоятельство тоже надо было скрыть?

Некий незадачливый диакон, пребывавший в сане не слишком долго, имел большие проблемы с церковным чтением. Особенно он спотыкался о произношение обильных в церковно-славянском языке согласных. Если их встречалось много, он пугался и, вероятно, от страха, начинал путать местоположение слогов. Этот язык был настолько ему непонятен, что диакон даже не пытался в него вникать. В лучшем случае он бессмысленно тараторил написанный в служебнике текст, в худшем — бубнил с остановками и ошибками.

На одной из служб по какой-то причине отсутствовал второй диакон собора. Обязанность в положенный момент выносить Евангелие легла на того самого диакона со склонностью к дислексии. Протодиакон, знавший о проблеме и волновавшийся за внешний облик богослужения, предложил собрату «прорепетировать сегодняшний прокимен». На что диакон обиделся. Как и многие люди, имеющие проблемы с «внешним функционалом», незадачливый диакон считал «внешнее» не главным и планировал добирать «внутренним», т.е. своей духовной составляющей, которую, сказать по правде, собратья за ним также не замечали. Смирённый таким ответом протодиакон не стал ничего доказывать и шуметь. Он отошёл на своё место и приступил к прямым обязанностям.

В оное время незадачливый собрат правильно взошёл в алтарь. Он правильно поклонился из алтаря предстоящему. Правильно приложился к престолу. Правильно вышел царскими вратами на солею с Евангелием. Обнадёживающе было и то, что диакон подготовил себе шпаргалку и, держа Книгу, перед глазами имел зажатый большим пальцем чётко прописанный текст предстоящего возглашения.

— Прокимен, глас 4, — возвестил он. — Воскресни́, Го́споди, помози́ на́м, и изба́ви на́с И́мене Твоего́ ра́ди.

Хор вторил солисту. Протодиакон напряжённо вдохнул и задержал дыхание, как бы боясь спугнуть хорошее начало младшего собрата. Следующий положенный стих был фонетически сложнее. В «Бо́же, уши́ма на́шима услы́шахом, и отцы́ на́ши возвести́ша нам» было так много слогов с шипящей «ш», что протодиакон, всё ещё не смевший выдыхать, мысленно взмолил небеса об успехе возглашающего. Именно из-за этого стиха протодиакон и предлагал собрату несколько раз произнести прокимен в алтаре. Но на сей раз небеса презрели молитву одного, чтобы проучить гордыню другого.

— Боже... — возопил диакон после хора. — Ушима-мана... Ушина-манамана... Шина-мана... Наши воши-нама...

Бедолага произносил чем хуже, тем громче... Бордовые от смеха отцы, хоть и не хохотали открыто, всё же не скрыли от народа своего конфуза. Диакон всё пытался добить злополучный стих. Непрестанно комплектуя «на», «ши» и «ма» в самые невообразимые конструкции, он продолжал превращать священное время евангельского чтения в абсурдную трагикомедию, пока протодиакон не громыхнул:

— Хор!!!

Эхо, опустившееся на всех присутствовавших, придавило и возвратило их к богослужебной серьёзности момента.

Хор перекрыл беспомощные вопли диакона-псалмопевца и прекратил всеобщее мучение.
#фольклор