🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" - ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества: В последние дни в российской блогосфере активно обсуждается инициатива министра юстиции К.Чуйченко об отмене запрета на государственную идеологию, содержащегося в ст. 13 Конституции России. Одни комментаторы отмечают, что это не может быть сделано без отправки в корзину всей, уже несколько раз изнасилованной Конституции; другие указывают на то, что в России уже имели место поиски национальной идеи, не приведшие к значимым результатам. Я бы хотел, однако, обратить внимание на несколько иной аспект, который обычно обходится вниманием. Вряд ли стоит сомневаться, что Конституцию изменят ещё столько раз и такими методами, как потребуется. И что государство может провозгласить любой слоган, который пропагандисты распиарят в масштабах, пропорциональных сумме выданного им вознаграждения. Однако идеологии всё это не создаст и создать не может – причём, даже не потому, что получится какая-то пародия или набор безумных идей. Политические и социальные идеологии представляют собой концепты, в которых очевидно присутствуют два элемента. Первым является формулирование идеального образа общества (коммунистического, нацистского, либерального, etc.) или его фундаментальных признаков (демократизма, диктатуры, правового порядка). Вторым оказывается формулирование теории или набора практических указаний, определяющих методы достижения данных целей (эти предложения могут быть очень многообразны – от ненасилия до вооружённой революции). Из сказанного вытекают два важных обстоятельства, касающиеся возникновения идеологий и их сути. Первое состоит в том, что идеологии – как системы взглядов, зовущие к построению идеальной конструкции – всегда возникали в оппозиционной среде, а не предлагались властями. Христианство, протестантизм, либерализм, коммунизм, фашизм, и любые другие «идеи, становившиеся материальной силой», появлялись именно как инструмент мобилизации масс против существующего порядка. Конечно, в случае, если такая мобилизация приносила успех, победившие идеологии становились атрибутом правящего класса или политической верхушки – но это не отрицает того, что ни одна из них не создана во властных кабинетах. Второе состоит в том, что идеологии – по указанной выше причине – обязаны обосновывать определённые действия необходимостью перемен. Даже в «застойном» СССР звучали речи о построении коммунизма, а не о «возвращении в 1930-е годы». Идеологизированное общество не может быть довольно его нынешним состоянием – в противном случае идеология перестаёт быть нужной и сменяется новой: это универсальный урок истории. «Успокоившийся» католицизм породил протестантизм, национализм абсолютистских государств – либерализм, т.д. Идеология – это всегда апология революции, и иначе просто не может быть. В России проблема состоит не в ограничениях, накладываемых Конституцией. Она состоит в том, что коммерческая по своей сути власть стремится не менять что-то в обществе, а сохранить порядок, позволяющий ей и впредь пользоваться страной как своей собственностью. Для этого ей необходимо в максимальной мере бездумное, деидеологизированное и деперсонифицированное общество, не желающее даже думать о переменах. Собственно, этого и добивался Кремль долгие годы, пока в шизофренической панике не метнулся в противоположную сторону. Метнулся зря, потому что заставить людей задуматься об идеологии – значит быстро привести их к выводу о том, что нужно валить. Но не из этой страны, а такую власть.