Я показательно подул на пострадавшую руку и, ткнув в кусачее существо пальцем, спросил: — Что оно делает в моей квартире, Катерина? — Это он, Святик! — девушка прижала вырывающегося и рычащего пса к груди и защебетала противным голосом: — Да, мой сладкий? Мой хороший мальчик! Опять этот ужасный человек тебя обидел! Его зовут Воланчик, если ты забыл! — Я отлично помню, как зовут этот кошмар! Но что этот чихуахуа делает в моей квартире? — Мопс… Это мопсик, Свят! — Да хоть немецкий дог! — взорвался я. — А вот и не правда, немецкому догу ты бы был рад, Ремизов! — заметила Катя и наконец отпустила пса на пол. — Кать, я последний раз спрашиваю… Каким образом собака моей матери оказалась здесь, если завтра мы с тобой должны быть в “Медвежьем углу”? — Она была уверена, что ты не согласишься присмотреть за Воланчиком, Святик… — Я не согласен. Звони ей, пусть забирает. — Это невозможно, — ответила Катя и задумчиво посмотрела куда-то за мою спину. — Она уже на пути в Стамбул.
Что делать будешь, Свят? Если бы я знал! Она была такой… нежной, наверное. В ней не было привычной для меня жесткости, стержня, а может и дурости, которая заставляла всех моих подруг постоянно находиться в поиске приключений. Им, как и мне, был жизненно необходим адреналин. Такой была Зоя. И Катя тоже. И почти все девчонки, кто работал на меня здесь или в Сочи. Все мы жаждали экстрима, приключений, риска, от которого сердце замирало, а потом срывалось в бешеный галоп. А Алиса была не такой. Скромная домашняя девочка, которая никогда не заплывала за буйки. Правильная учительница — пример для подражания. Ее жизнь была обычной жизнью обычной городской девчонки. И для меня места в ней не было. Ремизов, ты же взрослый мужик! Отпусти девочку, пока не поздно…