Из дневников молодого 30-летнего Михаила Булгакова. 1923-1924 годы. Москва. Вразнобой. Я каждый день ухожу на службу в этот свой "Гудок" и убиваю в нем совершенно безнадежно свой день. <...> Жизнь складывается так, что денег мало, живу я, как и всегда, выше моих скромных средств. Пьешь и ешь много и хорошо, но на покупки вещей не хватает. Без проклятого пойла -- пива не обходится ни один день. <...> Москва живет шумной жизнью, в особенности по сравнению с Киевом. Преимущественный признак -- море пива выпивают в Москве. И я его пью помногу. Да вообще последнее время размотался. <...> Я выбился из колеи -- ничего не писал 11/2 месяца. <...> Нашумевший конфликт с Англией кончился тихо, мирно и, позорно. Правительство пошло на самые унизительные уступки, вплоть до уплаты денежной компенсации за расстрел двух английских подданных, которых сов(етские) агенты упорно называют шпионами. <...> Хлеб белый -- 14 миллионов фунт. Червонцы (банкноты) ползут в гору и сегодня 832 миллиона. <...> В Японии продолжаются толчки. На о(строве) Форм(о)зе было землетрясение. Что только происходит в мире! <...> В общем, хватает на еду и мелочи, а одеться не на что. Да, если бы не болезнь, я бы не страшился за будущее. <...> Жизнь идет по-прежнему сумбурная, быстрая, кошмарная. К сожалению, я трачу много денег на выпивки. Сотрудники "Г(удка)" пьют много. Сегодня опять пиво. Играл на Неглинном на биллиарде. Роман (из-)за (работы в) "Г(удке)", отнимающей лучшую часть дня, почти не подвигается. <...> Теперь нет уже никаких сомнений в том, что мы стоим накануне грандиозных и, по всей вероятности, тяжких событий. В воздухе висит слово "война". Второй день, как по Москве расклеен приказ о призыве молодых годов (последний -- 1898 г.). Речь идет о так называемом "территориальном сборе". Дело временное, носит характер учебный, тем не менее вызывает вполне понятные слухи, опасения, тревогу... "Территориальные сборы" смахивают на обыкновенную мобилизацию. <...> Я ее спросил, с кем будем воевать. Она ответила: "С Германией. С немцами опять будем воевать". В Москве многочисленные аресты лиц с "хорошими" фамилиями. Вновь высылки. Был сегодня Д. К(исельгоф). Тот, по обыкновению, полон фантастическими слухами. Говорит, что будто по Москве ходит манифест Николая Николаевича. Черт бы взял всех Романовых! Их не хватало. <...> В 7 1/2 часов вечера на съезде появился Зиновьев. Говорил он о международном положении, причем ругал Макдональда, а английских банкиров называл торговцами. Речь его интересна, говорит он с шуточками, рассчитанными на вкус этой аудитории. <..> Голос тонкий, шепелявит, мало заметен акцент. В ночь я пишу потому, что почти каждую ночь мы с женой не спим до трех, четырех часов утра. Такой уж дурацкий обиход сложился. Встаем очень поздно, в 12, иногда в 4 час, а иногда и в два дня.<...> Итак, будем надеяться на Бога и жить. Это единственный и лучший способ.