Не знаю как так вышло, но я только вчера посмотрела «Левиафан» (2012) Люсьена Кастен-Тэйлора и Вирины Паравел — документальный фильм о рыбной промышленности в Северной Атлантике, снятый на GoPro. Кажется, это одно из самых невероятных произведений искусства, с которыми мне посчастливилось встретиться. Пишу под сильным впечатлением от пережитого и во многом из благодарности за удивительный, на самом деле ни с чем не сравнимый, опыт. Идея снять фильм об индустриальной рыбалке возникла у авторов — антропологов и гарвардских профессоров — на биографической основе. Семье Кастен-Тейлора принадлежит судоходный бизнес в Ливерпуле, а отец Паравел занимался дайвингом. Сначала они хотели снимать на суше, в Нью-Бедфорде, бывшей китобойной столице (упоминающейся в «Моби Дике» Мелвилла), а ныне — самом крупном рыболовецком порте в США. После запрета китобойного промысла и упадка текстильного производства он стал одним из беднейших и криминализированных городов страны. Рыбаки, с которыми ученые познакомились в порту, пригласили их выйти в море, где стало понятно, что место действия фильма не может быть другим. Фильм начинается «in medias res», в насыщенной звуками темноте, инкрустированной яркими пятнами рыбацких курток. Странные ракурсы, рваный монтаж и автоматизированная жестокость — убийство живых существ в промышленных масштабах, шокируют и вызывают головокружение. Но, вместе с тем, завораживают, гипнотизируют своей невероятной живописностью. Камеры закреплены на телах рыбаков, размещены в разных частях палубы и за бортом судна. Они повсюду. Одинаково беспристрастно фиксируют агонию задыхающихся рыб; экономные жесты рыбаков, острыми ножами вспарывающих серебряные животы; растворяемый морем кровавый след, тянущееся за кораблем; стаи следующих за ним голодных чаек. А еще они пишут звук. Саундтрек фильма — неумолчный шум моря и вой ветра, грохот цепей и скрип лебедок. Хэви-метал, доносящейся из радиоприемника в одной из сцен, по сравнению с этим — музыка для релаксации. Звук такой плотный, что в сочетании с визуальным рядом возникает галлюцинаторный эффект присутствия. Я практически чувствую запах соли, крови, дизельного топлива и пота. Изображение и звук фиксировались с минимальным авторским участием. Их активное вмешательство началось только на монтаже (итоговое звучание, созданное Эрнстом Карелом — нечто). И это мой любимый способ производства. Не изобретение «нового», но изобретение «по-новому». В «Левиафане» это не только отказ от человеческого взгляда в пользу вертовского кино-глаза GoPro, но и, как кажется, смещение ракурса в контексте документалистики. Я не большой знаток этого жанра, но думаю, что в нем содержание, некая «история», важнее формы. А у Кастен-Тейлора и Паравел ее нет. В смысле линейного нарратива. Нет истории и композиционно — начало и конец фильма могли быть какими угодно другими. Такое решение, как мне кажется, отражает рутинный характер повседневности рыбаков — простых работяг с усталыми лицами, молчаливо, почти угрюмо выполняющих свою тяжелую и опасную работу; а также специфику стихии как неизменного. В фильме словно нет времени. Зритель до определенной степени не понимает какой сейчас год, как долго длится это «путешествие», банально — какое перед нами время суток. Все полтора часа ты полностью дезориентирован. Но в этой дезориентации, как и при бессоннице или в болезни, мы способны на лейбницианское «малое восприятие», приоткрывающее дверь в трансцендентное, интенсивное измерение. Способны, как пишет Кристоф Кокс, приобщиться к космической тотальности «в которой мы плаваем, но которую не можем поработить». В титрах имена рыбаков указаны вместе с латинскими названиями морских обитателей: arthur smith, gadus morhua (атлантическая треска), captain brian jannelle, callinectes sapidus (голубой краб), cristopher swampstead, hippoglossus hippoglossus (атлантический белокрылый палтус) etc.