Хмурый лежит у подножия Ведьмы вместе со своей десяткой и двумя задыхающимися штрафниками. У аватаров нет оружия, но рюкзаки и бронежилеты оказались едва посильной ношей для истерзанных алкоголем организмов. Вторая штурмовая группа идет вдоль подножья в полный рост, не скрываясь. Они должны атаковать со второго фланга. Хмурый смотрит на беспечно шагающую колонну и думает: "Охренеть. Неужели у нас так просто всё получится?" "Долбоебы", - орет ему в ухо "Азарт", - "Группа два, залечь! Залечь! Группа два! Просрали точку! Слева от вас! На девять часов! Группа два, группа два! Пацаны, очнитесь! Пацаны, лево! Лево, блядь, развернитесь влево! Девять часов! Всем залечь! Ну пожалуйста!" Командиры наблюдают за штурмом глазами механических птиц. Они видят не подавленную артиллерией огневую точку и пятерых хохлов в ней. Командиры пытаются исправить ошибку группы два. Но не успевают. Часто колотит пулемет, и сразу вслед за ним вступают кастаньеты автоматов. "Азарт" шипит и изрыгает чернейшую ругань. Вторая группа получает приказ отходить к Хмурому, сообщает о трехсотых и двухсотых, потом замолкает навсегда. Группа Хмурого действует грамотнее. Вбитая на полигоне инструкторами "Вагнера" наука даром не прошла. Пулеметчик "единички" щедро сыплет пулями по вражескому гнезду. Гранатометчик встает на колено, разевает щербатую пасть и с ужасным грохотом засаживает в укреп заряд из РПГ-7. Падает обратно на землю и откатывается перезарядиться. Бахают подствольники. Хмурый ведет своих вперед, закручивает "улитку", обходит справа. Они стреляют на ходу, не целясь, меняют опустевшие магазины и палят снова, подавляя противника и свой собственный страх. До огневой точки остается совсем ничего. Люди там явно живы, штурмовики слышат их голоса. Гранатометчик попал рядом, контузил врагов, но того не более. Хмурый подкрадывается с автоматом на изготовку. Пару гранат туда, потом запрыгнуть на бруствер и стрелять, стрелять, стрелять, пока всех не перебьешь, или пока самого не сшибут пулей вниз, на головы товарищам. "Сдаемся", - орет гнездо, - "сдаемся, не стреляйте. Сдаемся!" Хмурый поднимается на бруствер. В яме пятеро. Оружие на земле. Никто не ранен. Здоровые и вполне целые мужики, только напуганные очень. Руки старательно держат вытянутыми вверх. "Сдаемся", - говорят нестройным хором. "Ничего личного", - отвечает Хмурый, - "у меня приказ". В эту же самую секунду он понимает, что солгал. Да, у него действительно приказ пленных не брать. Убивать всех на месте, чтобы сэкономить время, обезопасить тыл, не провалить штурм. Это правда. Но насчет "ничего личного" - враньё. Так было до начала атаки. После забега по минному полю, после чуть было не убитых им своих, после казненной на его глазах группы два он испытывает очень личные чувства к этим пятерым. Двоих Хмурый валит выстрелами в лицо. Ошметки голов разлетаются в стороны. Третий падает на колени, наклоняет бритую под ноль башку и получает пулю в темя. Четвертый и пятый валятся навзничь еще живыми. Сворачиваются в плотные клубки, прикрываются руками и непрерывно кричат. Их он убивает в упор длинными очередями, дожигая все оставшиеся в магазине патроны. Задроченным движением меняет рожок, командует своим догонять и торопливо идет вперед по чужому окопу.