роза зла в моём поколении собственных мыслей меньше, чем терапии. я с тобой говорю или эрик берн твоим ртом говорит со мной? настоящие строчки — они, как смерть (не выживут щас другие). рождённые миром, мы будем воспитаны кровной кровавой войной. а пока я надменно смотрю на рейв с высоты своего балкона. чёрный диванчик помнит всех чик, запомнит он и меня. я вижу таинственный белый свет в неоновом центре танцпола — это меж веточек данс макабр роза зла расцвела. сними слоу-мо, как в бокале моём испаряется маргарита. я мария, святая, душная, как героиня тарковского. спящие люди в могилу летят, как на «голгофе» магритта. пришёл. твой пиджак в белой перхоти роз, но мне лень задаваться вопросами. дома грязной посуды на серию «офиса», на лекцию о заратустре. если поедем сейчас на такси, то десять стихов мандельштама. времени нет, теперь всё измеряется тотал чёрным искусством. например, я измерила нашу любовь одним нехорошим романом: по количеству сюра и красных комнат она явно его обыграет. я не верю тебе и не верю в тебя, как порой не верю в стихи. мне снится серёжа есенин. кричит: «дайте мне, дайте рая, не надо родины». я просыпаюсь. затачиваю мастихин — я зарежу тебя. я закрашу тебя тотал красным квадратом. роза зла голодна, ни кровинки во рту с пятницы или субботы. помню, ты спрашивал, какая у меня самая любимая картина. явление Христа народу, мой милый, явление Христа народу!