#Читаем_Культ_личностиВЕНЕДИКТ ЕРОФЕЕВ. "СМОТРЮ И ВИЖУ, ПОЭТОМУ СКОРБЕН". ЧАСТЬ 12.У Гомера, как мы помним, финал ровно противоположный. Женихи перебиты, Пенелопа дождалась мужа, Телемах – отца, а общественность Итаки – своего царя. Далее по тексту. При этом ерофеевский текст как раз, при всей трагичности развязки, местами уморительно смешной, местами – жутковатый, а ритмическая его организация напоминает воронку, втягивающую в себя читателя. И речевые пласты (их, по наблюдению литературоведа и писателя Дмитрия Быкова, в поэме – 5) меняются стремительно, и каждый герой и героиня – черноусый ли, Митрич с внуком-уродцем, контролёр Семёныч и женщина сложной судьбы без зубов, но в берете, говорят по-своему, и их не перепутаешь.
И многое, сказанное автором, позже уйдёт в публичный речевой оборот – "и немедленно выпил", например, или "коктейль "Слеза комсомолки". Некоторые вообще помнят его рецепт наизусть:
"Лаванда – 15 г. Вербена – 15 г. "Лесная вода" – 30 г. Лак для ногтей – 2 г. Зубной эликсир – 150 г. Лимонад – 150 г. Приготовленную таким образом смесь надо двадцать минут помешивать веткой жимолости".Не прелесть разве? Прелесть, но самоубийственная. Однако внимающие Веничке попутчики ничего смертельно ужасного в этой дикой смеси не обнаруживают, как вообще не обнаруживают страха смерти. Да если бы только попутчики!
Вот вполне интеллигентная московская компания на кухне писательской четы Грибановых-Одаховских. Читают рукопись поэмы, хохочут до слез.
"Валялись от смеха, – вспоминает журналист Маша Слоним. –
Потом составляли коктейли, в доме был французский лосьон… самые преданные почитатели таланта (и я в том числе) пили".И тоже бесстрашно, и тоже без единой мысли о последствиях. А это уже глубоко наше.
В известном смысле, поэма чудесным образом выразила универсальное объединяющее начало народа. В полном его объеме. При полярной противоположности контролера Семёныча и Ирины Одаховской-Грибановой или Маши Слоним.
Вообще, по остроумному замечанию Дмитрия Быкова, "Москва-Петушки":
"Это групповой парадный портрет … народа. Все главные персонажи России застойного образца … явлены нам тут в исчерпывающий полноте, и ничего к ним с тех пор не добавилось".Ну да. Типология, почти как у Гоголя, недаром же параллель с "Мёртвыми душами" сразу по прочтении рукописи обнаружил знаменитый филолог Михаил Бахтин. Только вот категорически не принял Михаил Михайлович финал, назвал его "энтропичным". А разве не энтропично само существование и главного героя, и его окружения, и вселенского бреда, в который они коллективно погружены?
Сдается мне, что Бахтин, видимо, сам того не желая, совершенно точно подобрал слово, хоть и брошенное в осуждении – "энтропия". Ведь она буквально разлита по всему телу поэмы, и, уж конечно, никакого хэппи енда в этой истории быть не может. Это, как если бы любимый и Бахтиным, и Ерофеевым Гоголь руками ночных налетчиков не только сорвал бы с Акакия Акакиевича шубу, но проломил ему голову и сбросил труп на невский лёд. Мне кажется, такая параллель тоже уместна, ибо и герой "Шинели", и герой "Петушков" похожи. И роднит их абсолютная беззащитность и абсолютная неспособность противостоять как раз мировой энтропии.
"Первое издание "Москва-Петушки", благо было в одном экземпляре, быстро разошлось" – иронично пишет автор в предисловии к поэме.
Рукопись – в большой зелёной, а по другой версии, коричневой тетради в 48 листов – запускается в самиздат самим автором и его верным, еще со времен МГУ, другом Владимиром Муравьёвым. Текст перепечатывают, переписывают от руки, заучивают целыми фрагментами наизусть. Восторг полный и единодушный.
"Хотелось не только читать, списывать, – рассказывает поэт Ольга Седакова, тогда студентка славянского отделения филфака МГУ –
хотелось другим раздавать, хотелось всем этим делиться".И списывают, и раздают, и делятся.
Продолжение следует.
/Автор текста: Владислав Борецкий/
