Локальный иммортализм Как только жизнь возникает, рождается и начинает ползать, она в страхе отползает от смерти. Она говорит смерти своё великое НЕТ, и факт небытия до момента рождения воспринимает как собственный промах и грандиозную глупость. "Вот растяпа — не существовал миллиарды лет! Надо быть осторожней". Однако, если жизнь это жизнь сознательная, всё становится неоднозначно. Сознательное существо может проектировать то, что произойдёт дальше; потом, неизбежно, это "дальше" оно осознаёт. И ужасается. У Одинокова был в романе один образ, как-то впился в память на долгие годы: в древние времена женщину берут за ножку и тащат в пещеру по известному вопросу. И вот за десятки, сотни тысячелетий женщине приходится "ножку" оправдывать, объяснять. В том числе самой себе. На этом и вокруг этого, по мысли Одинокова, женская психика и строится. Тут можно вспомнить и добавить соображения некоторых психоаналитиков в духе "если с женщиной не случилось изнасилования, его нужно было бы придумать" и т.д. и т.п., лейтмотив мысли понятен. Так вот — но ведь в случае со смертью мы все в такой позиции, все мы немножко эта первобытная женщина... Это такой феномен ультранасилия. Кто-то, тяжело дышащий, нас хватает за ногу и тащит, чтобы изнасиловать фактом неминуемого обращения в ничто. Поскольку мы разумны, это переживается особо тонко, особо пикантно. Ведь, как любили приговаривать экзистенциалисты, умрёте вы, ваши дети и дети ваших детей, умрут все книги, изображения и всякая память о вас — всё исчезнет, ничего не будет. Никакого прогресса, развития, "улучшения", "движения". Локально — может быть, глобально — нет. Как говорят, первая травма психики случается в моменте рождения. Очевидно, в конце жизни нас поджидает второй гарантированный случай травматизации. Насколько я могу понять, травма в психологии — реакция бессилия на внешнее событие, которое представляется смертельно опасным. Ну, это оно и есть. С фактом своей будущей смерти ничего нельзя сделать. Чем больше погружаться в эти мысли, тем больше вы будете просто травмировать и ломать себя. Повторюсь, с этим ничего нельзя сделать. Вообще. Это так же как с проблемой теодицеи. Неразрешимая задача. Это просто голый и убогий факт нашего бытия. Есть только одно потенциальное решение — осознанно об этом факте забыть. Такую позицию можно назвать локальный иммортализм. Глобально смертны не только мы, а вообще всё. Конечна любая вещь и любой носитель информации о вещи. Локально же — есть и смысл, и цели, и ценности, и желания... и, главное, есть бесконечное, нежно-текущее ощущение жизни, которая хороша просто потому что она жизнь. Можно просто сидеть на стуле, двигать ногами, хлопать себя по коленям — это удивительно. Чем-то огорчающим, бессмысленным и убогим оно становится только если помнить о другом бессмысленно-огорчающе-убогом факте. Не нужно это.