Когда психика раскалывается или диссоциирует? Когда переживает травму. Как я уже писал, в психологии травма — реакция психики на внешнее негативное событие, которое расценивается как смертельно опасное. Травмирует не само событие, а именно реакция на него. Как правило, эта реакция сопровождается ощущением бессилия; с событием ничего нельзя сделать. Вам плохо, очень плохо, а вы ничего не можете с этим сделать.
Часто в таких случаях психика "контейнирует" память о случившемся. Такая диссоциация называется амнезийной. Девочку изнасиловал алкоголик отчим, и она про это на 20 лет забыла. Это защитный механизм, психика откладывает в долгий ящик то, с чем в моменте не может справиться. Животные закапывают добычу на чёрный день — психика закапывает память об ужасном событии "на белый день", когда она будет, что называется, "в ресурсе". Без психиатра или терапевта этот день может и не наступить.
Феномен психической травмы часто сопровождается таким явлением как интрузия. Это воспроизведение ситуации, в которой психика получила травму, чтобы на этот раз одержать над ситуацией верх. Изнасилованная отчимом девочка, сама того не понимая, во взрослом возрасте ищет себе похожего партнера, чтобы отучить его от пьянства и "уж на этот раз" дать отпор, когда он к ней полезет. Закрыть ужасный гештальт.
Моя мысль немного вихляет, но всё же сделаем ещё один прыжок.
Что такое сознание? Я здесь сошлюсь на доклад Васильева, о котором недавно писал. Да и сам немного изучал тему. Ответ есть, и он очень точный: никто не знает. Зачем оно в психике существует, почему возникло, почему напоминает скорее что-то излишне-роскошное, чем необходимое — ответа нет. Или ответов очень и очень много, что, в общем-то, одно и то же. Доходит до того, что ряд оптимистично-позитивистски настроенных философов заявляют, что нет самого сознания, а другие типа Макгинна заявляют, что ответа нам не найти ввиду чисто эволюционных причин: нет нужного инструмента в арсенале познания.
В общем, сознание это такая дырка от бублика. Пшик. Либо сознания не существует, либо психика гениально имитирует его несуществование. Это регион ничто, пустое поле, не В которое, а ЧЕРЕЗ которое текут сенсорные и, шире, перцептивные данные. Посещаемый, но ненужный перевалочный пункт. Психика справляется сама, но мимоходом показывает весь процесс на экране в этом пункте, силясь сообщить самой себе что-то важное.
Отсюда видно, что сознание похоже на травму. Оно и есть травма. Сознание это осколок психики, который был диссоциирован в результате переживания опыта смерти. Оно контейнирует память и информацию о смерти.
Макгинн прав, нам не дано понять, что такое сознание. Но не потому что у нас нет какого-то гносеологического мостика к нему — а потому что этот мостик заблокирован. Мосты в этом петербурге разведены. Смерть вызвала примордиальную травму человеческого существа, которая сопровождалась амнезийной диссоциацией в виде сознания. Можно даже придумать эволюционный миф: интеллект у троглодита уже был, переживания были, и тут он вдруг наконец ДОДУМЫВАЕТСЯ, что умрёт. Это сейчас, окружённые культурой — "ширмочкой для смерти" по Беккеру — мы воспринимаем эту мысль относительно спокойно, пока не припрёт. Но у троглодита культуры нет, он с голой задницей и острым камнем сидел у речки, на закат смотрел. Наверное, в тот момент все птицы вокруг разлетелись.
Интересно, что в таком случае с интрузией, т.е. попыткой воспроизвести ситуацию травмы и победить. Мне почему-то кажется, что охотники, мясники, врачи, палачи, в общем, люди, работающие со смертью, в целом более цельные, чем остальные (но менее сознательные?). Воины тоже, но не все, а только очень удачные, в тепличных условиях. Когда либо доблестно убиваешь, ни о чем не думая, либо ты какой-нибудь гладиатор. Рутинизация смерти отчасти исцеляет, выправляет ситуацию. В том числе — смерти как изменения. Что-нибудь поменять, разрушить, перевернуть, переделать — всё будет служить консолидации сознания в душе. Главное — делать это сознательно, дать неприкаянной части души её место. Assume the position, как пел Бойд Райс.
Человек уникален как вид на Земле. Нет других таких животных. Причём отличается он не только как один вид от другого — он отличен от всех видов разом. Один вид птиц не то же, что другой, но всё-таки они уникальны лишь относительно друг друга. Человек же такая птица, которую птицей лучше бы и вовсе не называть. Его уникальность не относительна, а абсолютна. И уже потому не безобидна, но это другая тема. Так вот — почему и чем он уникален? Чтобы ответить на этот вопрос, придётся зайди с разных сторон.
Ницше определял человека как «больное животное». Фрейд вторит ему, утверждая, что человек это животное плюс невроз. В общем, существо «с проблемой» или даже «проблемами». Интуитивно кажется, что это хорошие и точные определения. Логично предположить, что уникальна в человеке именно его проблемная, болезненная часть. Изначальный вопрос, таким образом, будет таким — что это за болезнь и что за проблема? Что это за хворь, которую мы подцепили и теперь стоим особняком не от конкретного животного, а от всех животных вообще?
Человек всё время насилует мир, меняет, разрушает, пересобирает, лезет куда не надо. Мир, в общем-то, и сам справляется, но человек постоянно перетягивает одеяло, снимает движение мира с автопилота и пытается рулить сам, с переменным успехом нажимая на огромной, как в самолёте, панели разные кнопки, двигая рычажки, на ходу разбираясь, что же такое он нажал. Иногда получается очень плохо, с последствиями, иногда — нет, не хорошо (и так хорошо было), но по крайней мере как-то грандиозно, что ли…
Можно сказать, что человек вообще излишен. Всем в мире и без него неплохо живётся, все на своих местах. Живут себе, плодятся, вымирают. Всё идёт своим чередом. А человек в мире ни к чему. Это очень древняя идея, она есть во многих мифах. Например, у коренных народов Америки: боги раздавали каждому зверю свою силу, клювы, крылья, когти, плавники... А про человека как-то забыли, так что сам он выжить не мог. Лишний.
Эта неприкаянность человека — за неё мы и ухватимся. Что она такое и откуда берётся?
Один из ответов — осознание собственной смерти и побег от неё. В книге The Denial of Death Э.Беккер пишет, что смерть является для нас главным объектом страха. С этим трудно спорить. По мысли Беккера, всё, что делает человек, — всё суть разные виды отрицания смерти: произведения искусства, архитектура, технологии, техника вообще, разные приспособления, культура как таковая. Так-то перед глазами у каждого горит красная надпись «да ведь ты скоро сдохнешь». Культура её КУЛЬТУРНО прикрывает фиговым листиком. Живи себе, продавай кофе в отделе…
Беккер много пишет о «героическом» в человеке как главном инструменте отрицания смерти. Перефразируя Пушкина: «Врёшь, весь я не умру!». Надо сказать, в книге он много жалуется, что современные общества — западное, а за ним и остальные — все беззубые: героизм либо не культивируется, либо вовсе осуждается. Оно и понятно, герой ведь и злодейства будет совершать под стать себе. Помешанному на идее комфорта буржуазному обществу такое не надо. Но без героизма не случается и героического отрицания смерти. Отсюда всевозможные кризисы и «депрессивизация» общества. Впрочем, это другая тема.
Хороший ли это ответ? Не совсем: есть существенное возражение. Дело в том, что страх смерти, как и сама смерть не чужды любому животному. Все они страшатся смерти и все умирают; оба факта вшиты в них, и оба — на самом глубоком уровне. Значит, в первом приближении, на уникальную черту человека ни смерть, ни страх её не тянут, увы. Можно возразить, что животное боится смерти в моменте, локально, а человек глобально, но ввиду отсутствия четкого отличительного критерия в эту трясину мы не пойдём.
Более точный, пожалуй, ответ будет такой — психика человека расколота, или диссоциирована, смертью.
Честь означает лояльность закрытому клубу. Если человек никуда не вхож, он индивид, "атом", который по-броуновски трясётся в пустом пространстве мыслей и дел. Увы, множество людей живёт и будет жить без чести.
Но есть и хорошие новости: закрытые клубы никуда не делись. Студенческие корпорации — традиционный формат, который существует в Европе со средних веков. В нем будущая элита обрастает связями, находит друзей на всю жизнь, проводит досуг и вершит дела.
К счастью, такое сообщество почти десять лет существует и в России. Сейчас оно набирает новых братьев и сестер.
Если вы студент(-ка) и чувствуете потребность идти по жизни с верными товарищами и братьями — узнавайте больше и смело подавайте заявку на сайте. И помните, что лето не вечно.
p.s. В Египетской мифологии есть такое понятие как "дети бессилия". Когда бог-творец, уже не помню, кажется Птах, создаёт мир и порождает мириады духов, часть из них отказывается от следования плану. Но поскольку источником всякого бытия является ипостась бога, с отказом от плана бытия дети бессилия теряют и способность к бытию. Они не могут ничего порождать, ведь для этого нужно было бы иметь своё начало в боге-творце. Они свободны, но эта свобода позволяет им только разрушать.
Так они всё равно нашли своё место в божественной канцелярии. Как говорят немцы, "и худой скот даёт навоз".
Подлинная свобода осуждается обществом. Есть допустимый, или одобряемый, уровень свободы в либеральных обществах, но по сути это тот же набор некоторых правил, только в профиль. Есть набор алгоритмов, как себя должен вести "свободный человек", но это в большей степени имитация свободы, чем свобода par exellence.
Подлинная свобода — это отсутствие правил. Декоративная свобода не имеет с ней ничего общего. И такая свобода опасна для общества. Она по сути своей деструктивна, поскольку может привести, и приводит, к нарушению тех или иных правил. Правила нужны там, где свобода недопустима, где она точно приводит к чему-то нежелательному.
В прошлый раз я писал про то, что люди в большинстве своём — это поломанные нейросети. Но это ведь ещё пол-беды. Дело ещё серьёзней и ещё страшней: для биоплатформы, не нагруженной индивидуальным сознанием, быть хорошей, трезво мыслящей нейросеткой — это ПРЕДЕЛ РАЗВИТИЯ. Обыватель должен быть причёсанным, предсказуемым и, гм, "рационально мыслящим". Никакого рационального мышления здесь и в помине нет, речь просто о следовании правилам в том, что в конкретном месте и времени считается рациональным. Очевидно, что рациональность, взятая сама по себе, зиждется на иррациональных "предпочтениях". Можно, например, "рационально" доказать, что рождение детей попросту не нужно, и иметь в результате общество, которое вымрет. И это будет рационально. Или человеческие жертвоприношения. Уверяю вас, рациональный базис можно подвести и под это. Отправная и финальная точки рационального мышления выбираются иррационально. У обывателя этого понимания нет, его программа максимум — это дорасти до того, чтобы следовать "рациональным" правилам общества, в котором он находится. Стать исправной нейросеткой.
Свобода подлинного толка нужна только и исключительно для разрушения и проявляется только там, где что-то разрушается. Бог, по всей видимости, дал свободу людям для того, чтобы они не были болванчиками, беспрекословно следующими его завету. Иначе скучно ведь. Генезис зла (теодицея) может быть объяснён только и исключительно через онтологический факт свободы человека. Не каждого, но того, что на неё способен.
Свободного человека осуждают, ругают, критикуют, боятся, изгоняют, уничтожают как бешеного зверя, потому что он представляет угрозу для миропорядка. В частности, для устроя, принятого в отдельно взятом обществе. Но общество в них нуждается. Бог, гм, нуждается в дьяволе — первом свободном существе, которое послушало план Бога и сказало "нет". Иначе нет развития, иначе нет никакой драмы жизни и существования. Общество нуждается в свободных людях из-за потребности в НОВИЗНЕ, которая просто по природе встаёт поперёк всего привычного как кость в горле.
Свобода и новизна это причина и следствие. Но так же новизна это разрушение старины. И потому разрушением по своей сути является и всякая подлинная свобода.
Как-то вдруг осознал, что если сравнивать людей и нейросетки, последние разговаривают куда более связно чем большинство людей. Конечно, иногда они галлюцинируют, но это всё-таки эксцесс, издержки производства. Люди же в массе своей бредят систематически.
Можно предположить, что дело в наличии эмоций, которые заглушают когнитивную деятельность, но дело не в этом. То есть человек может нести околесицу "на эмоциях", но люди это делают и в спокойном состоянии. Просто нейросети образованы и умеют правильно употреблять слова, а люди — как повезёт.
Да, "человек обладает неоспоримыми преимуществами", "нейросеть никогда не сможет" и всё в таком успокоительно-гуманистическом духе... И всё же теперь, когда нейросети существуют как собеседники, в разговоре с некоторыми людьми невозможно избавиться от ощущения, что говоришь с какой-то свихнувшейся, поломанной нейросетью.
Как только жизнь возникает, рождается и начинает ползать, она в страхе отползает от смерти. Она говорит смерти своё великое НЕТ, и факт небытия до момента рождения воспринимает как собственный промах и грандиозную глупость. "Вот растяпа — не существовал миллиарды лет! Надо быть осторожней".
Однако, если жизнь это жизнь сознательная, всё становится неоднозначно. Сознательное существо может проектировать то, что произойдёт дальше; потом, неизбежно, это "дальше" оно осознаёт. И ужасается.
У Одинокова был в романе один образ, как-то впился в память на долгие годы: в древние времена женщину берут за ножку и тащат в пещеру по известному вопросу. И вот за десятки, сотни тысячелетий женщине приходится "ножку" оправдывать, объяснять. В том числе самой себе. На этом и вокруг этого, по мысли Одинокова, женская психика и строится. Тут можно вспомнить и добавить соображения некоторых психоаналитиков в духе "если с женщиной не случилось изнасилования, его нужно было бы придумать" и т.д. и т.п., лейтмотив мысли понятен.
Так вот — но ведь в случае со смертью мы все в такой позиции, все мы немножко эта первобытная женщина... Это такой феномен ультранасилия. Кто-то, тяжело дышащий, нас хватает за ногу и тащит, чтобы изнасиловать фактом неминуемого обращения в ничто. Поскольку мы разумны, это переживается особо тонко, особо пикантно. Ведь, как любили приговаривать экзистенциалисты, умрёте вы, ваши дети и дети ваших детей, умрут все книги, изображения и всякая память о вас — всё исчезнет, ничего не будет. Никакого прогресса, развития, "улучшения", "движения". Локально — может быть, глобально — нет.
Как говорят, первая травма психики случается в моменте рождения. Очевидно, в конце жизни нас поджидает второй гарантированный случай травматизации. Насколько я могу понять, травма в психологии — реакция бессилия на внешнее событие, которое представляется смертельно опасным. Ну, это оно и есть.
С фактом своей будущей смерти ничего нельзя сделать. Чем больше погружаться в эти мысли, тем больше вы будете просто травмировать и ломать себя. Повторюсь, с этим ничего нельзя сделать. Вообще. Это так же как с проблемой теодицеи. Неразрешимая задача. Это просто голый и убогий факт нашего бытия.
Есть только одно потенциальное решение — осознанно об этом факте забыть. Такую позицию можно назвать локальный иммортализм. Глобально смертны не только мы, а вообще всё. Конечна любая вещь и любой носитель информации о вещи. Локально же — есть и смысл, и цели, и ценности, и желания... и, главное, есть бесконечное, нежно-текущее ощущение жизни, которая хороша просто потому что она жизнь. Можно просто сидеть на стуле, двигать ногами, хлопать себя по коленям — это удивительно. Чем-то огорчающим, бессмысленным и убогим оно становится только если помнить о другом бессмысленно-огорчающе-убогом факте. Не нужно это.
Интересно, какую эволюцию на протяжении истории испытывают слова. Например, "герой". Кто это сегодня?
В первом приближении можно сказать, что герой — это инициативный и полный энтузиазма альтруист, в своих действиях доходящий до самоотрицания и самопожертвования. Сразу видишь какого-нибудь доблестного пожарника, который с угрозой для жизни вызволяет маленького котёнка, а лучше ребёнка.
Ребёнок-котёнок должен чувствовать зло, испытывать страх и активно звать на помощь — чтобы затем увидеть, как кто-то очень благородный и доблестный даёт злу бой и выигрывает. То есть герой это кто-то социально ответственный: он печётся о социуме, а социум им восхищается и возлагает на него надежды.
Хорошо. Но кем герой был раньше?
В период античной архаики герой — это, прежде всего, богоборец, клятвопреступник, отцеубийца и дебошир. Мир управляется богами, в нём есть божественный порядок. Простой смертный не может ничего изменить. Но герой может — ведь он потомок богов, и у него есть божественная власть. Герой обладает онтологическими притязаниями на существующий миропорядок. Воплощением этого принципа были От и Эйфиальт, которые поменяли местами горы с морем, потому что ПРОСТО ЗАХОТЕЛИ.
За редчайшими исключениями, судьба героя незавидна. Это трагическая фигура, его конец — уничтожение богами, с которыми он вступает в онтологический спор, а место ему в Тартаре. От и Эфиальт прикованы в глубинах тартара, мучительным безумием их терзает богиня Ата. Над столбом, к которому они прикованы, летает Сова, должно быть, от Афины — чтобы они сохраняли частицу разума и понимали, что с ними происходит :)
Герои чинят войны, убивают своих отцов и матерей, волочат трупы врагов на колесницах, приносят в жертву своих дочерей и издеваются над богами, мечом прокалывая нежную ножку Афродиты, из которой под крики последней всё льётся и льётся прозрачная кровь.
Однако, самое интересное в том, что после смерти герои становятся святыми. Им молятся, их мощи выкрадывают из соседнего полиса, им устраивают культы и просят у них совета, проливая на могилу ненадолго оживляющую их кровь жертвенных животных. И все свои дела герои делают ради славы. Добрые ли, злые поступки — всё идёт им в счёт.
Не будет лишним предположить, что именно этой интуицией архаики руководствовался Платон. В Государстве он замечает, что выдающиеся молодые люди представляют особую опасность, и потому нуждаются в особом усердном воспитании. Из ничтожеств и посредственностей не выйдет ни великого блага, ни великого зла. Из одарённых богами людей происходит великая добродетель. Но ведь может быть и другое.
Этот смысл — возможность быть великим злодеем — к нашему дню из слова "герой" полностью вымылся. Века платонизма и тысячелетия христианства постарались. И всё же не стоит забывать, что в каждом доблестном пожарнике сидит особо опасный поджигатель, а великие поступки подчас совершаются не менее великими, раскаявшимися злодеями.
Книги, кстати, в принципе переоценены. Дело в том, что на написание книги требуется уйма времени и сил, поэтому это заочно становится гарантией, что перед вами результат хотя бы какого-то, но труда. Это единственное их преимущество перед любым другим методом познания, развития и всего прочего.
Лучше всего находить учителя/ей, которые посвятят вас в дело через устную традицию и индивидуально. Ремесленный тип коммуникаций "мастер - ученик" — это вообще, наверное, самый элитарный способ получения образования, который приводит к элитарным же результатам.
А есть жи!!. люди, которые повернуты на ЧТЕНИИ как на некой квази-субкультуре... может, для них уже и придумали название, я не в курсе... Это те дураки, которые ФОТКАЮТ книжки, которые они приобрели (как правило, это какие-то общие места или дурацкая КЛАССИКА (не в плане Достоевского или БОБОРЫКИНА, а там паланик какой-нибудь и другие дегенераты.. пелевин тот же самый со своей тхеревадой) или книжки по САМОРОСТУ (инфоцыганство) и прочее кало)... Этими гадинами наполнены и исполнены все паблики, где ловко пиратят книжонки, среди которых иногда попадается что-то дельное (СЕЛИН или ЛИГОТТИ, к примеру... или новиночки, с которыми следует ознакомиться, но жаба душит покупать за бешеные тысячи бумажное издание...) Они покупают книжонки ровно для того, чтобы с ними сфотографироваться и показать, какие они интеллектуалы!.. мы ЧИТАЕМ КНИЖКИ!!! вот таков их посыл... Особенно этим грешат особи женскаго полу, как правило, либо тупые, либо совсем некрасивые... Я могу понять людей, которые мучительно покупают МАКУЛАТУРУ (это не нативная реклама ансамбля Алехина, не приписывайте мне кумовство!!.) и после мучительно рассуждают: а когда ж это все читать, а куда это все разместить!.. У меня есть такие знакомые... тот же прелестный принц ГОЛОЩУПОВ, например... Это совсем иной коленкор!.. это сродни алкоголизму... правильному алкоголизму - мучительному, требующему битвы с ним!!. или курению - мучительному, требующему битвы с ним!!! или другим нехорошим и неправильными привычкам, таким как приобретение дурацких гитарных педалей, синтезаторов или всего вместе... Но всюду... ВСЮДУ!!. есть безобразные гниды, которые КИЧАТЬСЯ своими покупками, при это не осознавая и не впитывая и не вникая и не получая и не кайфуя даже на миллионную долю процента от них... Все напоказ!!. Этих я осуждаю...
Почему философы используют, в общем-то, одни и те же инструменты (мышление, воображение, созерцание и т.д.), но приходят к совершенно разным, подчас противоречивым, выводам, создают совершенно разные системы? Вроде бы мыслительный процесс это что-то такое выверенное, точное, чистое и беспримесное — но от системы любого философа отдаёт его перегаром, ферононами и потом. Какое-то живое, уникальное существо, а вовсе не универсальный мировой ум, смотрит и рассуждает, приходит к выводам, как если бы рассуждало тело, а не разум или дух. Но тело не рассуждает. Таких позиций, во всяком случае, придерживается существо, ведущее этот канал.
Так вот: уникальность и разнообразие продуктов при однообразии способа производства — вот та ситуация, которую мы имеем в философии. Почему это так, причём "так" настолько, что стали говорить не о философии даже, а о философиях, онтологиях и т.д.?
Дело в том, что философы оперируют в мире смыслов. Этот мир похож на наш. В нём есть регионы, области, территории, города и страны; в них есть границы и, вероятно, даже военные конфликты.
Каждый философ в каком-то смысле является пророком или проводником этого мира. Он/а способны оказываться в разных его регионах. Да, оказываться — но не обитать. Этим я хочу сказать, что для любого философа определённая область или регион, в отличие от других, будут чем-то родным, а всё остальное — нет. Путешествуешь за границей, а всё равно тянет к родной равнине и берёзкам.
С этим, пожалуй, связана — или может быть связана — метафора Сведенб Платона о небесных сферах и телах как родных планах для душ после смерти. Сбросив убогое тело, каждая душа отправляется на свою планету и там живёт с другими душами. Поскольку философ уже одной ногой стоит в потустороннем мире, с ним, в отличие от простых людей, это происходит ещё при жизни.
Мир смыслов очень большой и всеохватный. Там, кажется, есть любые диаметрально-противоположные идеи. Всё состоит из материи — всё состоит из идей; сущее делимо бесконечно — сущее имеет предел делимости; и пр. Философ, рождаясь в мире смыслов, "о чём видит, о том и поёт", хотя ему зачастую кажется, что он "просто размышляет", что это лишь "логика и ничего кроме логики" и всё в таком духе.
Особо интересный вопрос — национальная философия. Я бы даже сказал — национально-территориальная. Почему выходит, да, стереотипно, но всё же, — что французы особо склонны к скептицизму, немцы к системному мышлению, англичане к эмпиризму и т.д.? Есть ли связь между географией нашего мира и географией мира смыслов? Зависит ли место рождения философа в мире смыслов от здешнего, равно как и от языка, культуры, веры, травм воспитания? Вопросы не такие очевидные, как может показаться. И очень занимательные.
Пару недель назад написали, интересует ли меня размещение рекламы. Я спросил, что за тематика, мне ответили "по биткойну и крипте, вас интересует?". Ну, Crypta же. Как и подобает скептику, я ответил "не знаю". Человек пропал, но две недели подряд канал бомбардировали рекламой боты с аватарками красивых эксортниц и молодых бизнесменов. Пришлось даже антиспам-бота сделать.
А вы жалуетесь, что я смешнявки от Котенева репощу. Скажите спасибо, что про крипту и скидки 90% на вайлдберис не читаете!
Я вот часто думал, а как консервативные мыслители типа Джемаля или Галковского ощущают себя ну чисто в практическом плане. Ну то есть? Вот ты ну пусть фриковатая, но по-своему заметная личность. Даже на телепередачи время от времени зовут. Общаешься с кем-то. Ну и наверняка ты время от времени пересекаешься с людьми, которых считаешь масонами, эмиссарами мирового правительства, порученцами традиционалистского, либерального или радикального клуба. Вы же где-то беседуете в курилке, в лифте, по дороге на передачу. Вот ты неужели ни разу не пытался схватить за грудки и эдак тряхнуть, мол, признавайся, Петрович! Ведь плетете же козни?! Как там оно все у вас устроено, а ну рассказывай, а то защекочу до смерти! Имя, градус!
Ну или например так. Человек, которого ты считаешь, агентом МИ-6, масоном и спецпорученцем английской аристократии приглашает тебя на день рождения дочери. И ты такой: о, меня пригласили в тайную ложу. Все понятно, хехе. "День" "рождения" "дочери". Понятненько. Сейчас красный орел спустится и раскинет свои крылья над новым наместником Британии в России. Сейчас он окажется в красном луче света, так...гирлянды, дождики, елочка, гори! И ты сидишь, и слушаешь детские песенки, кушаешь какие-то тортики, каравай-каравай, кого любишь выбирай....мда. Все понятно. Люди работают.
Удивительно как Хайдеггер работает с языком. Я конечно про немцев тут писал, что дурно пишут, но это только часть общей картины. Хайдеггер переизобретает язык, отказывается от всего нагромождения языка модерна, от всех этих Декартов, Платонов, от всей мишуры, которая закрыла собой прямой и непосредственный опыт созерцания того-что-есть. Он просто сказал — давайте к чертям собачьим это всё уберём, выкинем в мусорку, и по-новой расскажем. И вот он рассказал.
И — получилось. Да, странно, "сумрачно", как-то по-болотному (синестезия). Язык Хайдеггера какая-то трясина, шизофреническая сказка германских народов, но — получилось. По Хайдеггеру можно посмотреть на всё по-новому. И кое-что понять о себе и о том, кто такой человек сам по себе.
Хайдеггер по-гегелевски цинично отстраняется от человека, говорит "мы попробуем поговорить о бытии на ВОЛЬНОМ примере человека", т.к. он "просто удобнее всего", и вообще "ничего личного". Но человек тем и ценен, что в отказе от него вдруг рождается что-то великое. Все гении отказывались от себя и от человечности в целом. Это просто факт нашего мира: отказ = рождение. Как Шичалин говорил про Аристотеля: "он не был человеком". Хайдеггер это, конечно, понимал.
И вот своим инопланетным, фасетчатым взглядом Хайдеггер смотрит на бытие человека, вот-бытие (Dasein). Которое живёт, заботится, забывает, вспоминает, тревожится, боится, ужасается, любит. Кракозябра такая. Шевелится, зараза, дрыгается как-то. Интересно это понаблюдать. Вот взгляд Хайдеггера.
И вот он заметил, что человеку из-за его неполноценности какой-то, что ли, свойственно погружаться в другие вещи. В солнце, в море, в деревья, в камни. Человек как хамелеон и одновременно как паразит, как симбионт. Он к кому-нибудь подстраивается и их копирует. Двойник.
В этом его сила и слабость. Слабость в том, что он может потерять себя. Чаще всего так и происходит. Отсюда Das Mann, человек, который исчез, растворился в окружении. Он про самого себя забыл, стал одним-из-многих. Но может и вспомнить. Особенно перед смертью. "Чего это я?"
В общем, человек это протей, хамелеон, дырка от бублика, которая вечно сливается с чем-то ввиду своей заботы. Главное это помнить.
Если это помнить, обретаешь свободу. Свободу жить как хочется. Паразит превращается в симбионта, дарит миру и всем вещам в нём мир, благо. Отсюда формула "человек — пастух бытия". Камни, деревья, животные, комары, другие люди, что угодно — всё благодарно человеку и по-библейски подчинено ему. Если только он знает и помнит свою природу.
