ОЛИВЬЕ И приступила женщина ко священнику и с плачем велиим возопила: «Увы мне, грешной и треокаянной рабе Синклитикии, во святем же крещении Яздундоктии! Ведь семья моя требует вкусного застолья новолетняго. И не мыслит новый год без салата оливье, шашлыков и селедки под шубой. И строгаю сие каждый год тазáми, и страдаю. Ибо и пост нарушить не желаю, но и огорчить ближних своих не хочу. А ближний нонча слабый пошёл, и даже после всех гостей доедать приходится, ибо третий таз оливье ни родные, ни близкие, ни скот домашний есть уже не в состоянии. Лишь мычат все и глазами семо и обамо поводят жалостно. Как же приобщиться мне в день святого Рождества? Пробовала морить ближних салатами постными с майонезом химическим. Выслушала немало слов злых и придирчивых. Сама же домашних моих нерадивых величала и «иродами козлодойными», и «нетопырями гугнивыми» со всяким тщанием их в храм зазывая и ко спасению души призывая. Иной раз и сковородой прикладывала и метлою по примеру блаженного Сладкофиила Сластоборца, подтверждая спасительныя сия глаголы. Но им как горох об лоб - не радят о спасении вечном, поганцы, лишь срамное в ответ брешут. Самой же мне лепо воздержание сугубое - нажарю картошечки сковородочку, килограмма на два, со лучком и со грибочками, и хлебушком белым её, румяненькую, заедаю. И через то вечное спасение наследовать желаю… Что же делать мне?» — рыдая вопрошала она. И сказал ей в ответ отец духовный со увещеванием сладкозвучным: «Ну и горазда ты вкушать, мать! В этом ли пост?! Готовь немного того, что семья любит, и не переедай. Заботься более, чтобы не осуждать друг друга и настроение не портить». И отошла женщина со скорбью велией , ибо непосильным было ей от духовника сие жестокое слово. Игумен Силуан (Туманов)