Самая первостепенная моя задача — это чашка американо Третий турнир за осень и поезд в Петербург (проклятый город), отправляющийся с Ленинградского вокзала в полшестого утра, — причины полюбить черный крепкий кофе. Я бесконечно устал, хочу хотя бы один полноценный день провести дома, а не в разъездах между учебой, работой и мечом. В такие моменты пробивает ностальгией. Вспоминаю своего обожаемого Соррентино, который, если честно, такой себе режиссер. В отличие от Тарантино, фанатевшего от кино и пересмотревшего огромное количество брехни категории B, Соррентино всегда предпочитал футбол, музыку и литературу. Его любимая часть подготовки кинокартины — это написание сценария, а его оммажи нередко ограничиваются итальянской классикой категории А (иначе бы его не называли цветным Феллини). Я полюбил Соррентино тогда же, когда очаровался Гессе, а потому в моей голове они неразрывно связаны. Соррентино и его кино кажутся холодными и вычурными, прямо как сладкоголосый минимализм Владимира Мартынова. От его фильмов тянет одиночеством, пустотой, паршивым сексом и Диего Марадоной, а потом вдруг отдает Comincia Tu — и ты уже, забыв обо всем, «тусуешься» под Good Time Girl (тебя объективировали). У Соррентино самый сладкий привкус — это сахарная вата иронии, здорово приправленная перцем. Прямо как в диалоге между Джепом Гамбарделлой и художницей, бредящей о вибрациях. Между шоу и реальностью звучит голос Арво Пярта, исполняющего My heart in the highlands, — в движении его музыки слышится отголосок The Cold Song Перселла. Нам рассказывают сагу о молодости и старости, о жизни и смерти, о радикализме и среднем пути, о красоте и уродстве. Фильмы Соррентино состоят из оппозиций, которые рискуют прорваться наружу, в жизнь. Воссоздавая свой маленький Рим, он пишет не только людей, но и архитектуру (Соррентино, очевидно, не позволили снимать такую «богохульную» картину, как «Молодой папа», в Ватикане). Город настолько реалистичен, что подвох почувствовать трудно. Как любой художник, Соррентино не хочет, чтобы его только понимали: ему надо, чтобы его чувствовали, чтобы ему верили (и доверяли его воображению, позволяя шапочке капелло романо быть белой, а не красной, как должно). Ah, girl, look at that body. Несмотря на всю вычурную красоту и искрометный юмор, кинопрофиль Соррентино очень серьезный. Он с первой короткометражки дал понять, что не в игры играть пришел. Снимать кино ему легко, и это чувствуется: насмотренность в сфере искусства и умение грамотно расставлять для зрителя отсылки во всем, начиная с вводных титров, — это талант. «Великую красоту» я помню по кадрам, потому что пересматривал её множество раз, хотя меня трудно чем-то зацепить. Я смотрел на Джепа Гамбарделлу и чувствовал себя ископаемым. Таким, как он. Когда я впервые посмотрел «Великую красоту», мне было не больше пятнадцати. Потому что молодость — это не про цифру, а про самоощущение. Серьезность — это большая игра, крайне полезная для социальных отношений. Особенно она нужна молодому человеку — так он демонстрирует свою ответственность. Но как и в любую игру, в неё очень просто заиграться («У нас были настолько серьезные отношения, что мы даже ни разу не улыбнулись»). И если вы дочитали этот текст до конца — отдохните, посмотрите Соррентино и сделайте щи попроще (совет от человека, у которого с тринадцати лет вот такие щи). #философия_принца