День ног — худшее, что придумано в спортивном тренинге. Голова кружится, сердце гонит кровь под грохот сотен барабанов, легкие жадно тянут воздух, мышцы горят и просят пощады. Но пощады не будет. Эту тренировку не делает легче ни Rammstein в наушниках, ни осознание того, что после нее я съем горячую Ливанскую шварму из 1FF, ни мой сегодняшний Vetiver Guerlain. После четвертого подхода на разгибание квадрицепса я понимаю, что примерно такого же у меня еще четыре упражнения. Хочется малодушно всё бросить и сбежать в термы. Однако через мгновение мои мечты о мятном хамаме разрушает чей-то парфюмерный шлейф. Внезапно в ноздри бросается запах пачулей с ванилью, да не просто с ванилью, а с карамельной, бальзамической амброй. При этом он чистый, яркий и почти глянцевый, без ладана и лабданума, без винтажной пудры и мускуса. Покрутив головой, я замечаю человека в черном: густые смоляные волосы, черная, как уголь, борода с прожилками мраморной седины, суровое, грубое лицо, которому на вид чуть меньше 50 и на котором живут только темно-карие глаза. Человек увлеченно тянет рукоять пуловера и каждое его размашистое, широкое движение создает волны золотой пачулево-сладкой амбры. Косая сажень в плечах, мощные, рельефные руки и ноги, абсолютно треугольная спина, которую прямо сейчас он старается сделать еще треугольней, и эта древесно-карамельная тьма, льющаяся с него, создающая вокруг его тела броню из лавы и льда. Я забываю вообще, что должен сейчас страдать и хотеть к маме. Я делаю один подход за другим, не замечая веса снарядов. Всё, чем заняты мои мысли, — запах. Он прекрасен и настолько неуместен сейчас, что обычно так могу только я. Я пытаюсь найти соответствия в своей памяти, пытаюсь его разгадать, все больше попадая в ловушку с каждой новой волной. Первое, о чем я подумал, — бутиковая линейка какого-то бренда, возможно Armani Prive или Dolce & Gabbana. Яркость и витальность аромата почему-то убеждают меня в его итальянском происхождении, словно Армани или Дольче делают итальянские парфюмеры. Но я не помню у них настолько современных и чистых пачулевых ароматов. Этот же до того четкий и современный, а расстояния между аккордами такие свободные и дышащие стерильным воздухом, словно его создал робот, ничего не знающий о том, как сложно и не всегда приятно пахнет натуральное сырье. Наконец я оставил попытки угадать, потому что понял, что с ароматом не знаком. Обычно я очень стеснителен и вне парфюмерных мероприятий никогда не подойду к человеку, чтобы узнать, чем он пахнет. Но сейчас во мне что-то сломалось. Я понял, что не узнать название аромата варианта нет. Снимаю наушники и подхожу к медведю, пытающемуся расшатать и вырвать нахрен c корнем бедный дубок. Он смотрит на меня секунду и сам снимает наушники. От него так несет тестостероном, что у меня темнеет в глазах. Параллельно я понимаю, что названия собственного аромата он не знает. Не может знать. И точно: на мой вопрос «что у вас за духи?» он на пару секунд зависает, глаза закатываются за горизонт. Он пытается вспомнить. — Ээээ… какой-то, кажется, Ван Клиф… не помню названия. Он рефлекторно хватает телефон, пытаясь найти в нем ответ на мой вопрос, но я прихожу на помощь. — Как выглядит флакон и какого он цвета? — Ээээ… прямоугольный такой, черный, вроде. Человек вообще не понимает, что происходит. Он только что тянул горизонтальный блок и его лицо отражало все муки ада. — Понял. Спасибо. С остальным я разберусь. Короче. Это Van Cleef & Arpels Ambre Imperial. Автор — вовсе не робот, а Квентин Биш. Вот почему всё так, а не иначе. Вот почему такой шлейф и расстояния между аккордами. Вот почему у композиции такая чистота, яркость, структура и фактура стекла. Он вместо или вместе с пачулями использовал акигалавуд. Ну а какой прекрасный бензоин используется в лабораториях Givaudan, мы знаем по Prada Candy. Скорее всего, в композиции гораздо больше оттенков, чем я уловил в шлейфе, но мне и этого хватило, чтобы захотеть испытать этот аромат на себе. Обычно я такое не ношу, но вдруг именно «Имперский Дух» — причина треугольной спины и неохватных рук?