Американское поле экспериментов Экспериментальное моделирование социальных ситуаций - штука крайне непростая и полная уязвимостей. А любая уязвимость в науке - справедливая мишень для критики. Небезосновательно критикуется и методология наиболее известной затеи Зимбардо - Стэнфордского тюремного эксперимента (SRE). Пересказывать происходившее в университетском подвале не будем: намного интереснее прочитать об этом у самого Зимбардо, благо слог у него лёгкий. В основном, критикующие апеллируют к объективным сложностям и изьянам постановки такого громоздкого и многофакторного эксперимента. Крохотная однородная выборка, предварительное сообщение об ожидающей студента «тюремной жизни», ещё груда различных косяков, вылившихся из исследования с низкой валидностью в глобальный вывод. Возражать против этой аргументации глупо, так как дела и правда обстоят неважно - не только из-за недочётов молодого Зимбардо, но и в силу свойств самого предмета исследования. Даже психика отдельного индивида уже является крайне непростой для анализа системой, а человек в условиях социального взаимодействия - вообще запредельно сложное явление. Понятно, почему все научные науки на психологию смотрят в лучшем случае снисходительно. А когда психолог вздумает вытащить козырное фМРТ - физики вытаскивают из этого фМРТ мёртвого лосося и весело тычут им в лириков. Справедливости ради, работы психологов неоднородны и где-то методология продумана лучше. Одноклассник Зимбардо - Стенли Милгрэм, исследовал сходные психологические механизмы, но дизайн построил значительно минималистичнее. В итоге воспроизводимость его эксперимента была выше, а критики прилетело меньше. Филип Зимбардо был личностью творческой и Стэнфордский эксперимент больше напоминает затянувшийся перформанс, чем строгое научное исследование. Погружение участников в тюремную атмосферу оказалось настолько глубоким, что один из них даже закосил по дурке. Ещё немного, и вчерашние студенты начали бы вскрываться всей камерой или бритвы глотать. В целом, интрига достойна кассового триллера, ещё и со хэппи-эндом в виде появления эмпатичной молодой учёной и по совместительству невесты заигравшегося режиссёра-протагониста. Она шокируется от происходящего и возмущенно прекращает эксперимент, спасая всех под аплодисменты аудитории. По прошествии лет пятнадцати Кристина Маслач даже выпустила практикум по социальной психологии, где была и глава, посвящённая SPE. Сам Зимбардо впоследствии сообщал, что и не думал отрицать очевидное: «С самого начала я говорил, что это демонстрация. Единственная вещь, которая делает из этого эксперимент, это случайный выбор «заключенных» и «охранников». Это и есть независимая переменная. Тут не было контрольной группы. Не было группы для сравнения. Поэтому это не подходит по стандартам под то, что называется экспериментом. Это очень наглядная иллюстрация психологического феномена, и у нее есть значимость». «Если же вы спрашиваете, в чем заключается научная ценность сделанного вывода, то я отвечаю, что у него не должно быть научной ценности. Это значит, что этот вывод был вынесен из очень наглядной, уникальной иллюстрации». Работа Зимбардо, таким образом - не эксперимент, как таковой, а своего рода научный акционизм. Тюремные безобразия 1971 года стоят ближе к перформансу Марины Абрамович 1974 года «Rhythm 0», чем к классическому научному эксперименту. Напомним: чтобы узнать, как далеко может зайти публика, сербская художница разложила вокруг себя пистолет, нож, скальпель, а также всякие иные предметы. Посетителям выставки она позволила делать с собой всё, что угодно, а ответственность за последствия взяла на себя. И вот что из этого вышло: окончание #научпопс @paragnomen