Совершенно бездарно провела половину января: словила вирус и болела. Но сегодня выбралась в Ленинку, а потом заодно уж - забрала авторский: вышел новый номер (#74) "Теории моды". Иногда какая-то своя статья нравится потому что её писать было весело. В этом номере - такое: "«Красота доставляет ему лишний способ быть убедительным»: Николай I как царь-денди". Заодно взяла и старый номер со своей статьей про бескринолинных барышень как политических преступниц. "Интересна и определенная форма эротизации, которой Николай наделял «человека в мундире» и которую подчеркивал в своих рисунках. Щегольской «тренд» за время правления Николая I меняется: если в начале в мужской моде еще бытовали черты изнеженности, традиционно ассоциировавшейся с женственностью, то «зрелый» Николай, искореняя эти черты в мужском костюме, наделял «мужественными» вестиментарными атрибутами и женские образы, подчеркивая при этом анатомические особенности последних. Уже будучи императором, он исполнил серию рисунков, посвященных изображению женщин в парадной кавалергардской форме. Моделью для этих рисунков послужила императрица Александра Федоровна, назначенная 1 июля 1826 года шефом Кавалергардского полка. «Эскизы» мундирного платья императрицы, выполненные Николаем Павловичем, сохранили всю точность и достоверность изображения деталей обмундирования и снаряжения кавалергардов в соответствии с уставными требованиями. Однако, со свойственным императору юмором, он изобразил супругу в военном мундире достаточно фривольно – ему явно нравилось придавать кирасе женские анатомические формы и подчеркивать фундаментальность нижней части тела, нарочито обтягивая ее лосинами. Собственное творчество так понравилось императору, что он повторял свои рисунки по нескольку раз, изменяя ракурс модели, и изображая ее то в позе Венеры С. Боттичелли, то стоящей спиной к зеркалу, в котором хорошо отражались все аппетитные формы женской фигуры. [Сидорова 2023: 656-657] (Возможно, впрочем, что подобные сочетания были свидетельством не «юмора» императора, а характерных для него эротических идеалов, — впрочем, в этом случае «фривольность» оставалась вполне в рамках семейных ценностей, так как объектом была жена рисовальщика)".