Страшная вещь эти греческие фермерские рынки.
Особенно, когда идёшь туда в первый раз или после долгого перерыва. Не успеваешь заглушить машину, как обнаруживаешь себя с гроздью зубочисток в каждой руке, а на концах зубочисток наколоты оливки. Солёные, вяленые, зелёные, бордовые, фаршированные, с травками.
Или возле дозаторов с мёдом, облизывающей деревянную ложку.
Или играешь в Амели, доставая орешки прямо из огромных мешков.
Или — вот она, точка падения — дегустирующей ципуру.
И не освоены ещё палатки с домашними тапочками, занавесками и сковородками, и поблёскивают вдали пузырьки с настойками от подагры и скляночки с кремом от мигрени, а сознание уже заволокло рыночным дурманом. Спустя час находишь себя возле своей машины. Руки онемели, потому что по самые локти обвешаны пакетами, как рукавами от «красной свитки» (здрасьте, Николай Васильевич).
В набранном продуктовом наборе есть всё, чтобы выдержать годовую осаду Александра Македонского и даже немного больше.
Там килограмм пять тонких длинных огурцов, потому что их местные быстро разбирают.
Там огромные, с толстыми зелёными прожилками помидоры, и несть им числа, потому что пусть полежат, дозреют.
Там пол-пуда глянцевых, как обложка журнала «Гурман», тёмно-фиолетовых баклажанов, потому что с фетой запекать будем.
Там по мешку длинных ярко-красных перцев и нежно-зелёных, с тонюсенькой шкуркой цукини, потому что они заканчивались и мы с греческой бабушкой забирали последние.
Там штук пять или шесть крупных, с маленькую дыньку, свёклин с ботвой, потому что она сладкая, а ещё, деду, который её привозит, уже 86 лет, и вообще он как родной!
Там столько фасоли, что в этом сезоне «Бондюэлю» грозит кризис. Ты её с детства терпеть не можешь, но взяла, потому что все вокруг набирали.
Там сезонные фрукты, сыр, жутко солёная сыворотка от сыра, домашние яйца, оливковое масло. Развесная гречка, килограмма три, на первое время. Там огромные веники из зелени, не иначе, как париться петрушкой в бане.
Там неизвестная, и потому очень нужная яблочная рыба.
Там известная, и потому не менее нужная барабулька.
Там кальмары, креветки и парочка осьминогов, потому что заморозим и всю неделю есть будем,
и, наконец, апогей Сорочинского безумия — голова рыбы-меч с острым рыльцем. Выглядывает из пакета, щурится. Чур меня.
Не, не чур. Потому что уха из неё наваристая и коллагена столько, что уши становятся прозрачными.
На парах этого помрачения, ещё не осознавая своей зависимости, успеваешь заскочить в хлебную лавку. Чёрт подери, зачем они открыли её прямо тут, у рынка. Указываешь дрожащим пальчиком на во-о-он тот батончик, — этот? — нет, во-о-он тот, рядом,
чуть побольше. Тащишь полуметровую булку, четыре бублика-кулури, две слоёных пирожка с манкой и по одному с сыром и шпинатом, — просто больше не было уже, поздно пришла.
У кассы успеваешь схватить сдобную булочку с изюмом…
…Дома сознание проясняется, растерянно смотришь на пол, заставленный грудой пакетов.
Попеременно сменяют друг друга отчаяние, рыдания, встреча с психотерапевтом и признание своей слабости, попытка записаться в группу зависимых от греческих рынков.(здравствуйте, я грекорынкоголик)
Проходит неделя.
Ты помедитировала, поаффирмировала,
зажгла жертвенный огонь и спалила на нём клюв рыбы-меч.
Ты готова, абсолютно готова заскочить только за парочкой морковок, которые забыла в прошлый раз, вот тут, с краю, далеко не пойду, а спустя пятнадцать минут, виновато оглядываясь по сторонам, тащишь пакет, под завязку набитый шпинатом, банку с виноградными листьями и куст розы в горшке, потому что… потому что… ну просто потому что!.
*Полезная информация о рынках по
ссылке.#жили_были олива_дерево🫒 
