Сегодня день памяти жертв политических репрессий. В моей семье не было репрессированных. И моя семья всегда была просоветской, участвуя в дореволюционном профсоюзном движении и строительстве комсомола в 1920-х. И всегда была критично настроена к сталинизму. Да, миллионов расстрелянных не было. Но с лихвой хватило и того что было. За два года 1937/1938 было казнено более 680.000 человек. И это были не бандиты и взяточники, а люди, на которых написали политический донос. Под нож были вырезаны практически все большевики, боровшиеся против царизма и устанавливавшие Советскую власть. Расстреляли всех доживших до 1937 года членов первого ленинского Совнаркома (кроме Сталина), семь из семи первых лидеров комсомола, больше половины делегатов сталинского же «съезда победителей» 1934 года. Выживали из руководителей те, кто готов был сам участвовать в преступлениях и предавать друзей и близких: у «президента» СССР Михаила Калинина и главы правительства/главы МИД Вячеслава Молотова были отправлены в лагеря жены, у наркома железных дорог Лазаря Кагановича брат избежал ареста ценой самоубийства. В Сибирь и пустынные степи Казахстана отправляли целые народы, ломая жизнь людям лишь потому что они были калмыками, корейцами, греками, балкарцами. А иностранцы? Сколько было убито активистов германской, болгарской, венгерской и прочих компартий, которые бежали в СССР от репрессий гестапо и прочих сигуранц? В Астрахани был казнен или сослан весь профессорский состав трех институтов — те самые люди, что давали знания и профессионализм молодежи. Этим летом я выпустил книгу про революционное дореволюционное движение нашей губернии — в 30-е годы были репрессированы без исключения все те, кого Жандармское управление преследовало за революционную и рабочую деятельность. Спустя две недели после смерти Сталина выяснилось, что советских людей можно не убивать. Выяснилось также, что написание доносов противоречит основам русской культуры, что можно закончить корейскую войну, а в Югославии нет никакого фашизма. Но сегодня по всем понятным причинам идет оправдание палачей и шельмование их жертв. И для российского народа это не значит ничего хорошего. Мнение «дайте Ежова не мне, а моему соседу» сталкивается с тем, что Ежов приходит и к соседу, и к автору желания. Как и тогда было. Просто чуть позже.