1. Марина Хоббель — беларуская поэтесса, переводчица, критик, живущая с 2003 года в Норвегии. Ее текст — из только что вышедшего сборника, который содержит тексты, написанные на беларуском и русском языках, с некоторыми вкраплениями норвежского и английского. 2. Иногда представленный микс напоминает полилингвальные практики Софии Камилл, но при том он лишен игровых и деколониальных интенций последней, и, скорее, призван обозначить зоны идентичности пишущей, живущей в глобальном мире, однако на правах эмигрантки (то есть без права вернуться на родину). Для нее языки ‒ это не только инструменты социализации, но и способы мыслить себя саму в мире. И в этом плане текст видится мне своеобразной репликой на текстом "бе_ла_ло_русский — неустойчивое имя моего языка" Марии Малиновской, который проблематизировал неустойчивость не столько соответствующего языка (который маргинализирован и требует демаргинализации), сколько идентичности, которая не имеет отчетливых границ и не может быть сформирована с помощью лингвокультурных инструментов. В случае Хоббель на повестке проблема иного рода: три языка, каждый из не способен отражать реальность говорящей. Потому что русский в условиях войны — язык вражды, беларуский, как и у Малиновской, все время ускользает, а норвежский сложно освоить и осмыслить как родной. 3. Текст Хоббель в меньшей степени перформативен, чем у Малиновской, но заметно, что в здесь ключевую роль играют фиксация положения в социуме и ощущение растерянности и непонимание, как жить дальше в условиях коллективного и персонального поражения. И это главное: растерянность и потерянность; лиминальность эмиграции не только как физического, но и как внутреннего состояния; попытка проговорить то, что плохо поддается проговариванию, выяснить: кто же я сейчас и нужно ли мне "я" в глобальном мире, заточенном на уничтожение людей и "всего, к чему мы прикасаемся". 4. Отказываясь от "я", которое все равно не монтируется в нечто монолитное (распадаясь на три части), говорящая становится репрезентаторкой человечества вообще и его "мы", вполне отчетливого, внеязыкового, но отнюдь не дающего ощущения свободы совпадения, потому что оно моментально притягивает вину и ответственность за то, что человек — "адская машина убийства". И, получается, иногда лучшее, что он может сделать, исчезнуть. Впрочем, эмиграция — подчас сродни исчезновению. #комментарий_Юлии_Подлубновой