Детский и взрослый кПТСР на примере сериала «Милое дитя» Однажды я твердила: «Не все то травма, что болит». Возмущалась, когда к этому понятию сводилось все, что причиняло неудобства. В этом же тексте я буду писать о том, что травма и вовсе не всегда болит. Многие люди с симптомами кПТСР начинают свою терапию с рассказа, что у них была совершенно нормальная семья, счастливое детство и ничего особенного в опыте. На деле просто травмируещее в их истории не воспринимается критически. Для иллюстрации написанного выше я использую сюжет мини-сериала «Милое дитя», 2023 года (по одноименной книге Роми Хаусманн) Эта яркая история хорошо показывает разницу между детским и взрослым кПТСР. ❗️❗️❗️ В примере будут спойлеры и триггеры: жестокое обращение над детьми и взрослыми. Поэтому, если вы не готовы читать, пропустите этот пост! Лена и двое детей, Джонатан и Ханна, живут в запертой комнате без солнечного света. Дети знают о том, что за пределами их жилища только по рассказам матери. Они родились и выросли тут. Они знают, что такое море, фонари, машины. Но эти знания лишь теория, картинки из книг либо фантазии. Они веселятся, ждут папу с работы и слушают сказки перед сном. Джонатан и Ханна отлично знают, что в доме есть правила, что их просто нужно соблюдать. Они знают, что маме иногда бывает плохо, что она иногда «чудит», поэтому ее наказывают. Никакого ужаса их условия жизни у детей не вызывают. Все просто. Так устроен мир. Дети знают, что папа — это не один мужчина, а как минимум трое, которых они называют одинаково. А мама — это стройная блондинка в белой блузке и юбке по имени Лена. С Леной же совершенно все по-другому. В закрытой комнате она всего лишь 5 месяцев. Зовут ее на самом деле не Лена, она в жизни не блондинка и дети вовсе не ее. Почти полгода ее реальность методично заменяется чужой. Ее идентичность подвергается атаке. И вот женщина с детьми оказывается на воле. Дети, прекрасно адаптированные к условиям, где они выросли, оказываются абсолютно не приспособлены к большому миру. Солнечный свет причиняет боль, многие вещи они видят впервые, им приходится с нуля учиться ходить по лестнице. При этом они продолжают жить по правилам своего маленького мира: показывать руки при встрече, как они делали это дома, когда приходил отец, хранить тайны, верить, что женщина с ними — это мама. Более того, они привязаны к «отцу» и ждут возвращения домой. При этом девочка хорошо понимает свои и чужие чувства (благодаря игре с мамой «угадай чувство»). У детей прекрасно развита интуиция, умение чувствовать угрозу или предвидеть опасные ситуации. Их организованность, умение следовать установленным нормам и стрессоустойчивость точно могут быть полезными в некоторых сферах жизни. Их психика не столько сломлена, сколько адаптирована к другим законам. Как вы думаете, как такой детский опыт повлияет на их взрослую жизнь? Женщина же оказывается абсолютно сломлена. После побега она постоянно на стороже. Её тело и психика привыкли к опасности, и даже когда непосредственная угроза миновала, она продолжает жить в состоянии повышенной тревожности. Женщина ожидает наказания за малейшие нарушения и реагирует на малейшие триггеры, как будто её жизнь всё ещё под контролем похитителя. Как только «Лену» посещают мысли естественные для нее, но неприемлемые в условиях похищения, внутри звучит угрожающий голос. Похититель стал внутренним объектом женщины, или то, что часто называют внутренним критиком. Она тоже теряет контакт с реальностью, но в отличии от детей у нее больше связи с большим миром, где они оказались. Больше понимания, что произошедшее — это ужасно. Таким образом, на примере детей мы видим, что травма — это не всегда то, что ощущается как боль в моменте. Часто она прячется за привычными схемами поведения, встроенными с детства, как это было у Джонатана и Ханны. Такая травма проявляется только тогда, когда мы сталкиваемся с реальностью, не соответствующей этим схемам.