Будучи отчаянным полудурком, охочим до сопереживания и историй (каким нередко является журналист) приезжаешь в Мариуполь. Идешь и видишь. Смотрят эти старые детские игрушки со шкафов, прямо в душу тебе смотрят. И в какой-то момент тебе становится вовсе не до историй.
Боже, каковы пути твои? Где мука твоя? — так вот стоишь и спрашиваешь, и не до историй тебе уже, жалкое твое сочувствие проваливается в какую-то бездну. Ты просто смотришь в очи Господни, и понимаешь, как страдает Бог.
Гражданский, переживающий страшное, но не желающий с ним бороться в осажденном городе, обретает особые муки. Знание о том, как жестоки бывают мирные жители по отношению к себе самим, невыносимо.
А мучают они себя, когда присваивают свое горе. Берут горе общее, смешивают его со своим личным, и запирают себя в нем как в ловушке. И ты к ним не пробьешься, хоть голову себе расшиби. Каждый день их мысль совершает один и тот же круг горя, и прометеевские муки не сравнятся с этим ежедневным выворотом кишок своей души.
Тот, кто хотел быть непричастным, чтобы переждать горе, – погружается на самое дно ее невыносимости. Вместо того, чтобы всеобщее горе замыкать в горе своем, погружая себя в недеяние всепропащести, нужно от своего горя идти ко всеобщему и делать что можно, пока есть «чем курить», как поется в песне.
И тогда смотришь ты на горе свое, выворачиваешься, орешь во сне, и видишь, что все страдают, что всем плохо. И слетают тогда эти бесконечные мысли по кругу как наваждение, и идешь ты к человеку, хилый и одноногий, неприкаянный и забитый, какой бы ни был– чтобы утешить его. И идешь ты к Богу, чтобы утешить Бога, потому что никто не страдает больше, чем Он.
Сложно, братцы, все это.
@lichoifilosof #лихойфилософ