АУ 🔠🔠🔠🔠🔡 Темнота. Кроны высоких деревьев над головой шумят, раскачиваются. Слишком шумно и тихо одновременно. Под ногами босыми сухие листья хрустят. Каждый шаг звучит оглушительно. Чуя зубами скрипит и глаза прищуривает. За густой листвой даже луны не видно. Он сквозь чащу пробирается, дышать старается ровно. «Контроль» – словно мантру про себя повторяет. Растеряешься всего на миг, испугаешься, обернешься — лес дороги обратной не покажет, словно капкан медвежий в плоть вонзится. А за спиной что-то неразличимое шепчется на незнакомом языке, догоняет, коснуться частью своей тьмы пытается — им любопытно, всего-то. Чуя брови хмурит, а оттолкнуть не пытается. Коль во владения чужие забрел — будь готов с обитателями познакомиться. Тропа извилистая вперед ведет. Все громче позади неестественный говор. Желтоглазые сущности из-за стволов вдали выглядывают, незнакомца и нарушителя покоя изучают. Лес дышит, вибрирует и к самому своему сердцу подводит. Чуя перед старым дубом останавливается, до грубой коры пальцами дотрагивается легко и осторожно. Ему позволили это сделать. Ему позволили разделить ненависть и боль безумную с десятками таких же, как он. *** «Я путь свой закончу в огне», – Дазай ухмыляется хищно и на двери дома знак бесконечности вырисовывает, вкладывая в него смысл развития, не благодаря, а вопреки всему. Смеется заливисто, рыжего любовника обнимая за талию и глоток пьянящего месива делая; по спине успокаивающе гладит, в синие глаза заглядывает и говорит тихо-тихо, что покорным никогда стать не сможет, на колени перед иконой не встанет. А у Чуи пальцы дрожат, до того сильно край рубашки чужой сжал. Ему ночами не спится, днем тревогу унять нельзя — боится, что Осаму домой однажды вернуться не сможет; отговорить от столкновения мнениями с горожанами пытается, да только Дазай скорее удушиться готов, чем к стаду глупому примкнуть. Накахара изображения карт часами разглядывал, возлюбленного нитями незримыми окутывал, защитные заговоры проговаривая, в город выходить запрещал строго. А Осаму лишь посмеивался, словно и правда судьбу свою наперед знал. Чуя не успел. Он с коробкой гранатов в руках застыл, глядя на толпу разъяренную — звери, не люди. Мир за пределами каменных стен замер. Языки пламени ласково бруски дерева облизывали, медленно ног человека на столбу касались. Дазай голову не опускал, с ухмылкой высокомерной на «зрителей» смотрел, да только удовольствия им не доставил — сквозь хохот сардонический и истеричный проклятья выкрикивал, всем подобную же смерть обещал. А Чуя исполнить поклялся жизнью своей. *** Ветви дуба покачиваются, скрипят, точно стоны жалобные. В темноте слабо сталь клинка поблескивает. Чуя от боли слегка губу прикусывает, стоит только лезвию острому белую кожу на ладонях рассечь. Лес подношение принимает: сотни голосов птичьих над головой кричат, нечисть мечется, спины Накахары касается, на плечи нажимает. И он опускается на колени, руки от древесной коры не отрывая, за собой кровавый след оставляя; мольбу о мести шепчет, имена священников произносит с особой ненавистью. Нечто могущественное в дереве старом вибрирует, воздух тяжёлым становится. Лес последней жертвы требует – жизнь человеческую – за исполнение желания. И Чуя не сомневается, что рука его не дрогнет в последний миг. #месть Автор: @kir180m