Под боком у Лололошки крутится вьюга, круто воет и скулит, давит на черепную коробку. Прожённый мозг покрывается ледяной коркой всякий раз, когда мироходец тянет отчаянно руки к Смерти и лихорадочно за ней гонится по пустым улицам города. Некогда слепое поклонение, позже – гложащая ненависть к Смотрящему сменились безразличием и теперь, стоя у вечно нагревающейся аппаратуры, господство Смерти на него пучит молчаливо глаза-бусинки, охлаждая трубы.
Что ж, хотя бы на систему охлаждения тратиться не надо. Джон бы его точно похвалил за столь чудную импровизацию. Или поругал, кривя ухмылку. Джон никогда не умеет говорить прямо: ему чуждо открывать кому-то своё сердце.
Но Джона рядом нет. Он более не встаёт на руки, не показывает цирковые трюки и не распевает оды о собственном величии. Только шёпот за спиной и вечное пиликание компьютера, чей искусственный интеллект не отошёл дальше от того, что прячется в навигаторах.
Строки текста перед Лололошкой размываются, напоминая консистенцию бессмачного томатного супа, от которого сгнило несколько рецепторов на языке. Вместо красного – чернила, выстраивающиеся в непонятные, глупые (умные) слова с похожими друг на друга префиксами. Возможно, не стоило так сладко спать на парах в Хэнфортском университете.
Смотрящий на него всё ещё бесстрастно взирает, может быть, о чём-то думает (по смутным воспоминаниям, за этими стёклышками иногда бывает нечто большее). Лололошка отрывает голубые глаза от древних летописей, хлопая ими уставшими, вокруг которых собрался не один лунный кратер; сон в бункере сладок также, как лакричный сироп.
По обрывкам отголосков памяти, Смотрящий действительно когда-то говорил. Обрывисто, таинственно и всякими-такими метафорами и загадками, о которые чёрт ногу сломит. Но говорил. От Смотрящего веет холодом и слышится шёпот далёких, потонувших и сгоревших звёзд. В серой дымке умирает не одна цивилизация. Или они уже все погибли, поражённые этой непонятной ни одному богу заразой? Радиацией? Потому Смотрящий и таскается с ним, от сводящего даже Смерть одиночества?
Смотрящий напоминает дряхлого пса, дряблого и с острыми краями рёбрышек, что видны из под тонкого слоя кожицы. Зрелище жалкое, заставляющее сердце кровью обливаться. Или томатным супом. Лололошка опускает голову, или точнее, роняет её, когда до ушей доносится урчание в желудке. Пустота разъедает изнутри, и не то она физическая, не то душевная.
Вставая с жалкой имитации стула, Лололошка скользит потерявшим всяк надежду взглядом по человеческому силуэту Смотрящего.
Может ли это быть его родным миром? Изголодавшийся мозг придаёт человечность самому нечеловечному существу во Вселенной.
Стучит ли сердце у Смотрящего? Кровь у него коли разливается по телу, она какова? Багрова, золота? Но вечные думки не приводят ни к чему, кроме как к ещё одной истерике пустого живота. А Лололошка бы сделал всё, чтобы Смотрящий заговорил вновь. Возможно, Смотрящий бы наконец ответил на вопрос, так ли его страшит кислотный дождь.
[
#зарисовка ]
