Самолёт приземляется в Минске. Я приземляюсь на эмоциональное дно и приземление моё совсем не такое мягкое, как у Boeing 737.
После смерти мамы, я столкнулась с острым одиночеством в самой неожиданной для меня сфере — в своей семье. Как будто пропал единственный человек, с которым у меня были действительно глубокие и искренние отношения. Равноценные. Дружеские. Теперь, какая бы роль у меня не появлялась, — я забочусь, я планирую, я контролирую, я успокаиваю, — это больше не сбалансированно в ответ. И иногда этот перевес ощущается чуть тяжелее, чем обычно.
Бабушка пьёт парацетамол просто по приколу, совершенно не следит за своими деньгами и представляет из себя клубок переживаний, который я постоянно пытаюсь распутать. Я люблю её, но иногда это очень сложно.
Нотариус не торопится меня принимать и решает чьи-то ещё вопросы; цокает туда-сюда каблуками по извилистым коридорам конторы, пока я пялюсь в задвинутый в угол цветок со смешным названием «тёщин язык» — его я знаю, потому что у мамы был такой.
Сорок восьмая неделя года заканчивается и я завтракаю маффином с яйцом и сыром на вокзале в 5 утра. Поезд мчится вперёд, а за его окнами равнодушно стоит сказочный лес — каждая протянутая к составу ветка покрыта увесистой снежной шапкой. Я успеваю увидеть лису, стоящую у кромки покрытого тонким льдом озера. Я не стараюсь скорее уснуть, я любуюсь.
Я возвращаюсь домой.
#надингод
