dum tu (夢)

она — смерть, та сладкая, мучительная гибель, которой мы все отчаянно стремимся, хотя и боимся ее, как страшный сон, но не в силах отвернуться. она — это то, что мы жаждем, стоя на краю, уткнувшись глазами в бездну, и в то же время — то, что мы отрицаем, как безжалостную тень, которая ползет по стенам нашего бессмертного отчаяния. мы, живые, играем с ней в игру, в которой она всегда побеждает.

напоминание:
у тебя есть я. не идеальная, не сильная, но настоящая. готовая быть твоей опорой, твоей тенью, твоим светом.

говорят, что самые прекрасные яды пахнут сладко. твои слова, твои прикосновения, твое присутствие — все это будто пропитано дурманом, от которого кружится голова, и кажется, что весь мир подчинен твоей воле. ты стал моей самой изысканной слабостью, моей тайной страстью, которую я бережно лелеял, словно алмаз, найденный в пыли. но вот беда — этот алмаз оказался каплей горькой ртути.
зависимость всегда начинается невинно. сначала это просто капля твоего внимания, случайный взгляд, украденный среди толпы. потом еще одна капля — твой голос, звучащий так мягко, словно шепот осеннего ветра. и прежде чем успеешь осознать, ты уже утопаешь в океане, созданном из этих капель. ты держишь меня на грани — между желанием утонуть и страхом потерять себя.
я не знаю, когда именно ты стал моим наркотиком. может, это случилось тогда, когда ты впервые посмотрел на меня так, словно видел меня насквозь. или в тот момент, когда я понял, что готов пожертвовать всем ради твоей улыбки. твое присутствие стало моим воздухом, твое одобрение — моей целью. и в этом была скрыта жестокость: ты никогда не обещал мне ничего, кроме иллюзии.
но иллюзии, как и дым, рано или поздно рассеиваются. я начинаю видеть трещины в идеале, который создал в своей голове. ты — не герой из романа и не маг, способный исцелить мою душу. ты — обычный человек с недостатками, которые я пытался игнорировать, пока они не начали резать меня, словно осколки стекла.
мне предстоит избавиться от тебя.
избавиться от этой сладкой, пьянящей боли, которая казалась такой прекрасной. от мыслей, что каждая твоя улыбка предназначена лишь мне. от ночей, когда я засыпал с твоим именем на губах, словно это было заклинанием от всех бед.
ломка начинается с тишины.
но я больше не ищу твоих сообщений, не ловлю твоего взгляда. каждое утро я говорю себе, что проживу этот день без тебя, и каждую ночь борюсь с желанием снова позвонить, снова услышать твой голос. это не просто борьба — это война, в которой я теряю часть себя, но, возможно, приобретаю что-то большее.
ты был моей зависимостью, и, как всякая зависимость, ты почти уничтожил меня.

я не могу избавиться от мысли, что любовь — это нечто большее, чем просто нежность. это буря, жестокая и беспощадная, несущая в себе неизмеримую бездну. в каждом её порыве скрыта неуёмная сила, и она заходит слишком далеко, нарушая все границы.

как странно — сознавать, что пепел забвения не в силах испугать меня, но грозы отрешенности обжигают душу холоднее северного ветра. быть может, я и не достоин вашей милости, но чем заслужил столь хладное равнодушие? ваши поступки не разят как молния, не рушат все в мгновение. нет, они подобны яду, что капля за каплей отравляет суть, проникая вглубь, разрушая не тело, но саму сущность.
вы, кажется, находите утешение в этой жестокости, будто наслаждаетесь каждым мгновением моего страдания, каждым шагом, которым я приближаюсь к вам, лишь чтобы вновь почувствовать горечь отдаления. вы закрываете свое сердце в тени, утверждая, что вам чуждо сострадание, но действительно ли верите в собственное равнодушие? я вижу, как ваша душа колеблется, как тень сомнений мелькает в ваших глазах. вы можете отрицать это сколько угодно, но мне известна правда: ваше спокойствие рушится каждый раз, когда я обращаюсь к вам.
взгляните, разве не я был тем, кто шел по острию ради вашего блага? разве не я подставлял плечо, когда вы едва могли удержаться на ногах? мое тепло наполняло воздух вокруг вас, а вы, в своей горькой отчужденности, оставили меня замерзать под дождем вашего молчания.
и все же, как ни странно, в этом страдании есть некая сладость, как если бы сама вечность обещала распахнуть свои двери в обмен на эту муку. может, я безумен, может, я слеп, но мой разум не способен подавить это желание. и я, словно лист под порывом ветра, не могу остановить своего стремления к вам.
но скажите мне, если я открою свою душу, если снова возложу на ваши руки всю тяжесть своего сердца, станете ли вы слушать? позволите ли мне существовать ради этого одного момента, ради того, чтобы однажды ощутить, что ваша рука слабо, но уверенно сжимает мою?

мелодия, утопающая в тоске и надежде, как последняя искра света в темной ночи.

ты был так близко, и я продолжал бежать, несмотря на то, что каждое твоё приближение разрывает меня изнутри. с каждым твоим шагом, с каждым твоим дыханием, с каждым взглядом, который я чувствовал за собой, я понимал: я не смогу скрыться. ты был не просто за мной — ты был частью меня, частью того, от чего я пытался сбежать. и в этом отчаянии, в этой бегстве, я терял сам себя.
твои шаги становились громче, твоя тень всё более яркой, и я ощущал, как она накрывает меня, как она касается моей души. я продолжал бежать, но уже не знал, от чего именно я убегаю — от тебя или от самого себя. ты не собирался меня поймать. ты собирался вернуть мне то, что я так отчаянно старался забыть, но не мог. ты искал не просто меня — ты искал ту часть меня, которую я так хотел скрыть, ту, что не исчезала, несмотря на всё моё отчаяние.
я почувствовал, как ты почти схватил меня, и что-то внутри содрогнулось. это было не страшно. это было мучительно. ты не злился, не рвался за мной, как зверь, который пытается поймать свою добычу. ты искал что-то гораздо более болезненное, чем страх — ты искал меня, который уже был почти потерян. и я, словно обрушившийся в пропасть, чувствовал, как ты затягиваешь меня в свою неизбежную притяженность.
почти... почти ты поймал меня. почти. но я продолжал убегать, в надежде, что если я уйду достаточно далеко, мне удастся избавиться от всего, что я чувствую. от того, что ты, словно облака, затмевшие мои глаза, не даёшь мне увидеть истину.
ты не был врагом.
ты был частью меня, и я бежал от этого, как от самого страшного кошмара.

ты смотришь на него — и всё до боли знакомо. тот самый изгиб брови, когда он задумчиво смотрит вдаль, линия губ, чуть поджатых в привычной сосредоточенности. как будто ты мог бы нарисовать его с закрытыми глазами — каждую черту, каждую едва заметную морщинку, каждый жест, доведённый до автоматизма.
он родной.
родной так, что, кажется, дышать легче, когда он рядом. но вдруг что-то меняется. как будто кто-то щёлкает выключателем — и свет гаснет. ты смотришь на него снова, а он уже чужой. словно некий невидимый занавес опустился между вами, сделав его туманным, неясным. он тот же, но теперь взгляд цепляется за что-то непривычное — за тусклость в его глазах или, может, за отстранённость в улыбке, которую ты раньше не замечал. ты не узнаёшь его, как будто он вдруг стал чьим-то другим, совсем не твоим.
и спрашиваешь себя: когда это началось? был ли это момент — один, быстрый, как удар молнии, — или же он чужой уже давно, просто ты не хотел замечать? может, вы оба стояли на разных берегах реки, а ты до последнего верил, что вода прозрачна и можно увидеть его так же ясно, как прежде.
но вот он стоит перед тобой — и ты чувствуешь, что между вами целый мир. мир из несказанных слов, из недопонятых взглядов и пустых пауз. ты хочешь дотянуться, чтобы снова ухватиться за что-то знакомое — за его руку, за его голос, за те моменты, когда он был ближе, чем собственное дыхание. но пальцы проходят сквозь пустоту.
может, это ты?
может, это ты перестал видеть в нём своё отражение?
или он сам потускнел?
это страшно — смотреть на человека, который был домом, и понимать, что теперь он — гость. такой чужой, что хочется закрыть глаза и не видеть. такой далёкий, что даже небо между вами кажется ближе.
и ты молчишь. потому что что тут скажешь? «ты изменился» — но ведь он всё тот же. «ты мне чужой» — но ведь ещё вчера он был твоим. просто сидишь и пытаешься уловить в нём что-то прежнее, хотя бы крошечную деталь. и когда не находишь — улыбаешься. он улыбается в ответ. привычно, легко, как всегда. и эта улыбка добивает — потому что она тоже чужая. будто нарисованная на лице, которое ты знал лучше собственного. ищешь в ней теплоту, а находишь только вежливость. как будто он уже давно на шаг впереди, давно смирился с тем, что вас больше нет — нет, как двух людей, которые когда-то понимали друг друга без слов.
киваешь, словно соглашаясь с этим молчаливым прощанием, которого никто из вас не решился произнести вслух. и вам уже не нужно говорить — всё ясно и так: вы чужие.
раньше ты смотрел на него, как на целый мир, а теперь видишь лишь стены, которые выросли между вами. улыбаешься ещё раз. тихо, ведь это уже прощание.

когда-то мне казалось, что я утратил способность чувствовать, что мое сердце превратилось в камень, лишённый отклика. но теперь я вновь ощущаю странное, болезненное пробуждение. словно листья, разбросанные ветром, мои мысли кружатся, не находя покоя. я блуждаю в лабиринте своих эмоций, как в бесконечном лесу, где каждая тропа манит, но ведёт лишь к новым загадкам.
впервые за долгое время я осмеливаюсь признать то, что гнал от себя — волнение, радость и страх сплелись в один неразделимый узел. это как песнь, которую нельзя не слышать, даже если пытаешься закрыть уши. но что если это лишь иллюзия, что если я всего лишь пленник своей собственной мечты? я боюсь не самой любви, но её завершения. я боюсь, что жизнь взыщет с меня плату за эти мгновения счастья, оставив лишь пустоту.
и всё же я не отступлю. пусть моя душа, как тростник, согнётся под ветром, но не сломается. я предлагаю вам всё, что у меня есть, даже если это кажется ничтожным. не требую взаимности, не прошу ничего взамен, кроме права смотреть на вас, как смотрят на свет звезды в ночном небе — молча, с надеждой и благоговением.
в глубине меня звучит голос, шепчущий, что это путь, который неизбежно приведёт к боли. но разве боль не знак того, что мы живы? лучше разбиться о скалы, чем навсегда остаться в спокойной гавани. и пусть это признание будет подобно шепоту ветра — мягкому, но неумолимому.