Всё, что я умею мало-мальски хорошо делать в этой жизни – превращать реально существующих лиц в образы, навеянные моим к ним бесконечным уважением и признательностью. Хэйли Нойманн, хотела она этого или нет, стала одной из жертв моего восхищённого ею разума. Нас свела (или, правильнее сказать, весьма неприятно столкнула) очередь в театральный гардероб. Она, наступив на шнурок собственного ботинка, рухнула на пол и задела меня широкой рукой. Я очень зря решил прикинуться галантным и помог подняться этой крупноватой особе, пока вокруг нас ворчал и ещё теснее толпился грациозный ворох шуб и пальто. Хэйли отпустила самокритичную шутку и извинилась, после чего затерялась в очереди, стоило мне только обернуться. О нашей встрече до самого антракта напоминала занывшая поясница: в моём возрасте не стоит поднимать тяжести, даже если они доброжелательно ко мне настроены. Я наивно полагал, что мы больше не увидимся. Антракт распорядился иначе: все буфетные столики оказались заняты, но у одного из них стояла Хэйли, которая, завидев знакомое лицо, дружелюбно помахала мне и брускетте в моих руках. Так завязалось обсуждение оперы, длинный душевный разговор, а за ним и знакомство.