18+
афиша всех концертов: @povsemmestam
музыкальный синдикат: @mos_muz_sin
онтология русской семантики: @ruontology
поддержать артиста на сбербосс: 89164992533
“El valor de un libro no reside esencialmente en lo que dice sino en si lo que dice vive en lo dicho, en si las palabras dan lo que nombran: si al leerlas el lector va diciéndose las propias, las que de el libro en el brotan" – Hugo Mujica-
О «ПЛОХИХ» СТИХАХ ЛИДИИ ЧУКОВСКОЙ И О ПОСТУПКЕ ЖЕНЩИНЫ С РАКОМ ЧЕТВЕРТОЙ СТЕПЕНИ
Однажды Чуковской передали мнение Межирова о ее стихах. «В них нету звука». Чуковская не обиделась.
«Я – не поэт, это правда», – записала она в дневнике. Потом и в даре прозаика себе отказала. «Я – что-то другое, по-видимому, к искусству отношения не имеющее».
Среди людей, гордящихся своим словом (и по праву), быть таким человеком – доблесть и сложность. Еще большая сложность – сказать про себя же: «На плохого читателя, т. е. читателя не специалиста, мои стихи всегда имели действие и будут иметь. Если бы сейчас я выпустила книжку стихов в Самиздате – она имела бы успех и распространение среди людей, плохо разбирающихся в поэзии».
И всё равно их писала.
Это как инициация. Однажды ее пройдя – ты навсегда останешься воином или охотником. Пусть даже плохим. Как мы навсегда останемся школьниками, хотя пора уже в гроб ложиться. Мы все помним это: ряды голов и плеч, мы в большом зале или перед школой, в сентябрьском первом дне, первая школьная линейка, где-то на возвышении директор, как правило, директриса (как богиня). Так мы навсегда останемся пишущими – даже если перестанем писать. Чуковская не могла перестать писать стихи, даже зная, что все их считают плохими.
… Всегда со мной Моя бессонница, моя тревога, Мой труд – и дом и вечная дорога, Сквозь шумный мир, смиренный тишиной Мир отпустил, мир отступил немного, И есть и нет. Тень ветра у порога. Иль смутный «чижик пыжик» за стеной.
Этот «чижик пыжик» почти Ходасевич. А само стихотворение помечено 1960 годом.
Уйти от этого – от бессонницы, тревоги и труда – не удастся. Это как в армии. Или, не дай бог, как в тюрьме. Стихи и есть армия и тюрьма. Добровольный ритуал. Раскачивающийся ритм, вечный «чижик пыжик», обряд. Который если и не должен ввести человека в транс (хотя и это должен: сам поэт туда впадает, рифмуя – ой с – ой), то все равно показать: вот он, твой переход на следующую ступень.
Стихи – это всегда следующая ступень, даже если вдруг оказывается, что ступеньки стали складываться и ползут под металлические неострые зубья: выяснилось, ты ехал на эскалаторе.
Неслучайно стихи многие люди читают занудным голосом. Так и жрецы читают свои мантры. Стихи – это магия. Даже если это магия волшебника-неудачника.
… Недавно я прочел где-то в Сети историю. В американском маленьком городке до сих пор живет немолодая женщина. Ей где-то под шестьдесят, дети давно выросли, с мужем она разошлась, и вот на одном дежурном обследовании врач определяет у нее неожиданный рак четвертой степени. В принципе, можно было попробовать химию, но надежд на хороший исход мало, остался один год. (Даже собирается консилиум – и все равно объявляют: четвертая стадия.)
И тогда женщина совершает странное.
Она возвращается от врачей домой, звонит детям и говорит: «Я никогда нигде не была, кроме Мексики и Канады. Мучать себя химией я не буду. Я продам дом и уеду в путешествие». Дети, понятно, возмущены, но она все равно поступает по-своему. Она уезжает в Европу, живет в Риме, в Венеции – где захотелось. И везде тратит свои деньги, полученные за дом.
Но через полгода с удивлением замечает, что ее здоровье совсем не ухудшилось.
Тогда она возвращается на родину, поселяется у подруги (дом-то продан), идет к врачу – и тут выясняется, что никакого рак нет. Ошиблись в диагнозе: то, что приняли за новообразование, — это зарубцевавшиеся очаги воспаления. То есть она больна, но не терминальной стадией рака, а вполне излечимо. Я не знаю, придумана эта история или реально была – но она потрясающая.
Жизнь разрушена, с детьми ссора, в памяти – ненужные и неприятные теперь картинки Рима и Венеции.
И вот наступило молчанье. И снова рекой потекло, Как будто второе дыханье, От рук твоих это тепло. Отдать им грехи и потери И слезы ночные отдать? Но юности нет, чтобы верить. И жалости нет, чтобы лгать.