Профессор Юридического института РУДН им. П.Лумумбы Дмитрий Евстафьев – специально для «Евразия.Эксперт» о возможных геополитических сдвигах после прихода к власти Дональда Трампа Вызвавшие шок по всему «объединенному Западу» заявления Дональда Трампа о возможности приобретения Гренландии, присоединения к США Канады и статусе Панамского канала едва ли можно воспринимать только как эпатаж. Тем более, за заявлениями американского лидера начались вполне реальные политические процессы. Скорее, мы находимся в начальной – заявочной – фазе по формированию новой конфигурации Евроатлантики с учетом меняющихся геополитических и геоэкономических приоритетов США. А главное, с учетом превращения Европы из «младшего партнера» США в конкурентное пространство различных геополитических сил. Ситуация там осложнена утратой значительной части классического национального суверенитета и конкуренцией между различными центрами политической консолидации, наиболее очевидными из которых являются Брюссель и Париж. Данные процессы назревали давно, и заявления Трампа, сделанные еще до вступления в должность, стоит расценивать как попытку превентивного размораживания ситуации с прицелом на формирование новой точки консолидации американской элиты и противостояния проевропейской группе в Вашингтоне. Противоборство вокруг нового геополитического состояния и формата управления Евроатлантикой не могут быть ограничены только данным условным геоэкономическим регионом. Изменения в различной степени затронут и прилегающие регионы мира, прежде всего, Средиземноморье и Евразию. Создаются реальные условия для коренного изменения систем геоэкономической взаимозависимости, ранее по объективным и субъективным причинам завязанных на Европу. Но главное, – стабильность Евразии и устойчивость сложившихся в последние 20 лет систем власти перестает быть безусловным приоритетом для условного Запада. Это создает комплексную систему неэкономических вызовов, осложненную системной нестабильностью по периметру границ Евразии. Ничего принципиально нового в стратегии «нового атлантического фронтира», сформулированной Трампом, нет. Напротив, эта линия является продолжением традиционной американской геополитики. Речь идет о способности США «откатить» геополитическую ситуацию к 1940 году, реализовав стратегию политического контроля через прямое присутствие. Это означает фактическое признание, что стратегия «мягкой силы» в политических процессах, то есть, признания американского лидерства в глобальном мире и его институтов как некоей данности, не работает даже внутри «ядра глобализации», к которому, бесспорно, относилась Евроатлантика. Конечно, дилемма, сформулированная в свое время Збигневым Бжезинским, а именно глобальное лидерство или мировое господство, в новой американской стратегии («Доктрине Трампа»), решается половинчато. С одной стороны, признается, что в актуальном своем состоянии США не способны к лидерству. Что уже выглядит некоей революцией – все президентство «коллективного Байдена» прошло под знаком уверенности в незыблемости «идеологического» лидерства. С другой, одновременно, признается, что без статуса безусловного «ядра» глобального мира США не могут рассматриваться в качестве жизнеспособной системы. Допустимо предположение, что стратегию «нового атлантического фронтира» следует рассматривать как инструмент выигрыша США времени для упорядочивания союзнических отношений. Планируется и упорядочивание собственной системы внутреннего политического и экономического управления. Последняя, хотя и продемонстрировала относительно высокую степень устойчивости, выполнив главную функцию – «защиту от дурака», подверглась заметной внутренней эрозии. Почти нет сомнений, что, с учетом весьма яркого отклика на идеи по «атлантическому фронтиру», на следующем этапе Дональд Трамп с подачи своей команды может сформулировать и концепт «нового тихоокеанского фронтира», также предусматривающего определенные пространственные «коррективы», хотя и менее значительные. Но также лежащие в русле традиционной американской геополитики.