Смородишное варенье Екатерина Лиханова 19 июля, 1999 год. 1. – А знаешь, что общего между чёрной смородиной, вином и котиками? Вопрос застал меня врасплох, ибо в этот момент я с удовольствием поглощала блинчики со смородишным вареньем. – Не знаю, – честно призналась я и облизнула большую деревянную ложку. – На первый взгляд ничего, ну кроме того, что смородина и котики приносят в нашу жизнь немного удовольствия. – Насчёт "немного" ты, конечно, погорячилась, – он зачерпнул новую порцию смородишного варенья и откинулся на терпко пахнущее травяное ложе. Я зарыла ступни в сухую траву – она приятно покалывала кожу – и, удобно устраиваясь рядом с ним, прокряхтела: – Да, ты прав! Котики приносят в нашу жизнь огромное удовольствие. Так всё-таки что же их объединяет? Мы лежали рядом на сеновале: он, закинув руки за голову, смотрел куда-то вверх. На крыше красовалась небольшая щель, через которую виднелся кусочек тёмного звёздного неба. Как только в неё просочится лунный свет, мы потихоньку спустимся вниз, чтобы разойтись по своим домам до утра. Летние каникулы я проводила в деревне у бабушки, а он жил с родителями в соседнем доме. Лето было наполнено запахами свежей малины: мы собирали её в конце огорода и ели прямо с куста, иногда плевались, если вместе с ягодой в рот попадал клоп-вонючка, а потом ещё долго прыскали от смеха, внимательно разглядывая зернистые плоды со всех сторон, перед тем как их съесть. Утренние пробежки до деревенской речки заканчивались громким сёрпаньем* обжигающей, наваристой ухи. Ох, и хороша была ушица! Сваренная тут же на берегу из только что пойманных гольянов и щедро приправленная свежим укропом. А после, вечером, спрятавшись ото всех на сеновале, мы смеялись и болтали обо всём на свете. Он травинкой пощекотал мне нос и хитро сказал: – А тебе это правда интересно? Тогда не скажу! Хочешь ещё варенья? Или блинчиков? – Ах, ты! – грозно сдвинув брови, я угрожающе вынырнула из сухого моря скошенной травы и придавила его сверху всем своим весом. – Всё! Сдаюсь! – он поднял руки вверх и как скороговорку выпалил – четыре-метоксин-два-метилбутан-два-тиол! – Четыре метоксин чего? – от неожиданности я ослабила хватку и скатилась с него. Он засмеялся:– Сложно выговорить, да? Можно использовать как скороговорку. Дарю тебе для практики. – Спасибо, но всё таки, что это такое? – Это сернистое соединение с запахом, которое присутствует в смородине, белом вине и... – он выдержал загадочную паузу и продолжил. – В кошачьих лоточках. Французы называют его "Pipi de chat"(пипи де ша). – "Пипи де ша", – пробую произнести я на французский манер и красиво, как мне кажется, вытягиваю губы "уточкой". Затем, игриво принимая аристократические позы, которые видела на картинах средневековых художников, спрашиваю: – Я похожа на маркизу? Он смеётся: – Не совсем. Ты похожа на плохую актрису. – Как это? – моему притворному возмущению нет предела. – Смотри, я сижу у себя в замке, держу в руке бокал вина, – одной рукой я поднимаю над головой свёрнутый в трубочку блин и оттопыриваю мизинец. Другой рукой прижимаю его голову к своим коленям. – А на коленях у меня мурчащий кот. Тихо! Ты кот. Изысканно, правда? – Не очень, – он улыбается. – У тебя на губах варенье. – Ой, правда? – смущаюсь я. – Где? – Здесь. Давай уберу. Я чувствую прикосновение его губ к моим, но не отталкиваю его, а наоборот, прижимаюсь сильнее. Теперь я понимаю, что такое "сладкий поцелуй", о которых тайком читала в любовных романах. Это мой первый поцелуй. Поцелуй со вкусом смородишного варенья. В воздухе пахнет пряным сеном, сахарной смородиной, а от его горячей кожи немного хвойным мылом. Запахи переплетаются между собой в кружевное полотно. Оно накрывает меня с головой, плотно облепляет, впитываясь каждой молекулой в поры моей кожи, чтобы потом, в приступе ностальгии, дымом воспоминаний просочиться из подсознания. Продолжение⬇️