Я немного (при)остановлю свою деятельность как художника, и тому подобные свои творческие изыскания, по личным обстоятельствам. Мне не доставляет удовольствие то, что я делаю не только в артах, но и в принципе.
Здесь останутся заметки и фоточки из жизни, но остальное уйдёт на продолжительный срок.
Я не досмотрела даже первую серию первого сезона, но, благодаря ютубу, знаю: 457 канон, 001 самый красивый, бабушка самая классная, а игрока 230 играет бывший айдол
—Мне иногда кажется, что мы оплетены какой-то странной нитью. Как на заговор всегда встречаться, в любых из обстоятельств. Не думаешь? —Может быть. Ты знаешь, как я отношусь ко всем этим пророчествам. Давай просто жить?
Я никогда не соглашался. И провоцировал новый конфликт.
—Ты самый дивный, бесподобный, обворожительный, торжественный... - и всё это лишь слова. От которых я плавился, позволяя обнажить душу. Но он так и не смог забраться в неё. И никто не обещал быть навечно твоим - и сейчас было хорошо. Нет поводов жалеть. Сказки...
—Здесь небезопасно, - несётся шёпот со всех сторон, и я будто бегу, но останавливаюсь, глазами, полными слёз, глядя в пустоту своих душевных мук. На лице его расплывается улыбка, скованная блеском дроби барабанов и очерком подписи в моём собственном контракте со сказкой, где обводят вокруг пальца нос. И оставляют с ним же.
Я протягиваю руку вновь, пока огни золотого города увлекают меня в серость их глаз - я вижу там своё отражение, покрытое вековой пылью. Вы путаете ложь, очередной раз врёте, врёте, и пытаетесь говорить правду, когда нужно - истину... Я ступаю аккуратно и тихо, будто бы за углом таятся самые блистательные тени, отзвуки моего кричащего безумия. Хотя рот замотан скотчем и заткнут тряпкой - как много говорят глаза.
Думать нужно ведь молча, иначе - услышит. Как ласково, прижимает! Оно! как я. Вот, о чём говорил Стравинский... Ставрогин... Сваровски? Или голос в твоей голове? Прижимает руки к рулю и моему горлу.
Полчаса до рассвета, мои мысли так вертко опутаны плетьми из самых мягких оков, и я вижу твой лик, светлый, так, как угрюмое небо, как подсказки. Отдергиваешь от вечно молчащих в страхе губ свои клятвы. И слышишь - я слышу.
Я смотрю в зеркало, где мой рот измазан в ягодах, что я говорил не есть. Наступаю на шов плитки, и смеюсь так, как завещал Дионис. Будто луч света, ты сливается в я. Гвозди на стекле мне напомнили, что, пожалуй, пора встретить новый рассвет. Темп всё спорится, и шары, что болтаются на антенне соседнего дома, дают мне новый знак. Новый путь, где я точно знаю - о чём я совершенно гордо молчу. Где отзвук саксофона кончает молитву в прибрежном храме, и зеркала завешены в память о живых, что давно покоятся несправедливо в земле, ты знаешь, такие бывают сны.
Это последний шанс, и больше никто не ищет нас, потерянных в этой заброшенной больнице, думающих молча и застывших на едином квадрате и подушечке для балерины, и заводной ключ всё более медленно вертится, пока твое отражение застывает зеркало, мне показывая язык, и я прикасаюсь к холодному стеклу, касаясь такой же холодной - а своей ли? - кожи.
Я не различаю нас. Я пропадаю в себе - так же, как ступаю в края твоего буйствующего разума, такого особенно и по взрослому - уже так! - возлюбленного нейролептиками и таблетками, в ту клетку, откуда я кричу себе, что здесь небезопасно, и ты подаёшь мне руку, унизанную браслетом из первой положительной. Сданной сессии? Сзади тебя стоит король пик, улыбаясь улыбкой безумною, мой...
