Одним из первых поклонников теории «русской матрицы», с которой я по мере сил пытаюсь бороться, являлся, как внезапно выяснилось … Адольф Гитлер. Причем он ее сформулировал задолго до того, как этим занялись современные российские ученые, полагающие, будто в нашей стране из-за убогости народа ничего не меняется по сути аж со времен Ивана Грозного. Гитлер однажды сказал Муссолини, что «Сталин совершенный автократ, и если бы сейчас в 1940 г., вместо Сталина посадить какого-либо российского царя образца 1540 г., то ничего бы не изменилось. Только стали бы во все возрастающей мере выгонять евреев из центральных органов российского государственного управления. <…> И тем самым большевизм сбросил бы свое московитско-еврейское и интернационалистское обличье и стал бы просто славянским московитством». Примерно в это же время Геббельс записал в своем дневнике: «Фюрер считает, что большевизм – это вполне соответствующее сегодня славянству государственное устройство. <…> Сталин – это современный Иван Грозный или, пожалуй, Петр Великий» [цит. по Цительманн Р. Гитлер: мировоззрение революционера. Москва, Челябинск: Социум, 2024, стр. 498]. Думается, подобное упрощенное представление стало одной из причин (наряду с многими другими, конечно) вторжения в СССР, обрекавшего Гитлера воевать сразу на два фронта. Поместная армия «какого-либо российского царя образца 1540 г.» не восстановилась бы после первоначального разгрома, поскольку институционально не способна была к этому. И Гитлер осуществил бы войну блицкригом. Но тоталитарная Россия 1941 г, несмотря на поверхностное сходство с Россией 1540 г., обладала совершенно иными мобилизационными возможностями: как в военном, так и в экономическом плане. Гитлер увяз по самые усики. К 1942 г. он уже совсем иначе относился к советской системе [там же: стр. 268]. Деспотизм, конечно, всегда плох, а репрессии всегда не имеют оправдания. Но это не значит, что при попытке разобраться в сути системы можно походя смешивать институты эпох, разделенных четырьмя столетиями. Точнее, в художественной литературе, наверное, можно, но в науке и на практике так поступать не стоит.
Сегодня все вспоминают Владимира Высоцкого. Для меня он не просто великий поэт, бард, актер. Фактически он был «социологом», описавшим в образной форме Советский Союз так точно, что иная форма уже и не воспринимается. В книге «Как мы жили в СССР» я посвятил социологу Высоцкому целый раздел. Удивительная выходит вещь: 1960-е – 1970-е гг. не столь далеки от нас, как 1920-е – 1930-е, но мы не имеем яркой художественной картины этого времени. Писатели из поколения шестидесятников не описали свою эпоху так, как это сделали, скажем, в свое время Михаил Булгаков или Ильф с Петровым. Почему? Возможно, произошло это из-за свойственного шестидесятникам идеализма. Вечные «лейтенанты» вспоминали героику войны, энергичные «деревенщики» искали просветления в народе, а вялые горожане копались в измученной «обменом» душе. Бытописательство оказалось для этого поколения делом слишком мелким. И вот, как ни парадоксально это выглядит, Высоцкий стал поэтическим исключением в прозаическом шестидесятническом ряду. Вряд ли он задавался когда-либо целью оставить потомкам картину уходящей эпохи, но, думается, по его строкам мы сможем воссоздать мир старого «совка» лучше, чем по самым продвинутым книгам социологов. Слушатели песен вряд ли понимали в 1970-е гг., что перед ними не просто бард, а лучший исследователь советского социума. Однако наверняка в душе тех, кто крутил бобины на магнитофонах, оставалось чувство, что им говорят правду, которую нигде больше не услышишь. Вот, например, реальная иерархия советского общества, не зафиксированная даже в знаменитой «Номенклатуре» Михаила Восленского: «У нее старший брат – футболист «Спартака», // А отец – референт в Министерстве финансов». Не существует, как выясняется, никакого социалистического равенства. И при таком раскладе нашему бездомному (ангажирующему угол у тети) герою ничего на амурном фронте не светит. А вот развитие романтической темы, наполненной уже реалистическим содержанием: «Куда мне до нее – она была в Париже, // И я вчера узнал – не только в ём одном!». Как объяснишь сегодняшнему тинэйджеру, что для «совка» 1970-х гг. человек, побывавший по ту сторону железного занавеса, сразу выходил на иной уровень неформальной культурной иерархии? И совсем необычное – картина очереди в советском общепите. Чистый быт, без всякой любви: «Мы в очереди первыми стояли, // А те, кто сзади нас уже едят!» В чем же дело? «Те, кто едят, – ведь это иностранцы, // А вы, прошу прощенья, кто такие?» Помню, как меня в Мариинском театре выгнал с законного места «сотрудник» буквально теми же самыми словами, поскольку иностранцы, имеющие билеты в разных концах зала, решили сесть вместе. Подробнее об этом здесь писать не буду: вы ведь наверняка уже прочли в книге.
Большая программа на полтора месяца Я опять взялся за старое. Хотя в Европейском университете больше не провожу открытых лекций, зато открыто выступаю в других пока еще не закрытых местах Санкт-Петербурга. Только что прошла лекция «СССР в карикатурах» в Арт-пространстве «Марс», а теперь объявляю три новых лекции на февраль-март. 1. Помните, как пышно отмечали несколько лет назад 350-летие Петра Великого? На днях исполнится триста лет со дня его кончины… И тишина. Я решил откликнуться именно на кончину, поскольку меня интересует, как повлияло наследие Петра на ход российской модернизации? Был ли он тупым деспотом или великим модернизатором? В оценках петровского наследия постоянно встречается как та, так и другая позиция. Итак, лекция «Загадка петровского наследия: малые чтения о Петре Великом» состоится 5 февраля в 19.00 в Фонде Айн Рэнд по адресу СПб., Невский проспект 120 (фактически это площадь Восстания!) в двух шагах от метро. Справа от нужной двери табличка с портретом Айн Рэнд. 3 этаж. Чтобы вам открыли дверь, нажмите кнопку «Колвей. Pushkin Run» на красном фоне. Вход бесплатный. 2. В воскресенье (!) 16 февраля в 15.00 (!) я встречаюсь с читателями в петербургском магазине издательства «Новое литературное обозрение» по адресу СПб., Литейный проспект, 60. Надо войти во двор через всегда открытую калитку и пройти через этот двор. Вход в магазин найдете под следующей аркой. Зал там маленький. Насколько я понимаю, будет объявлена регистрация, но сразу даю телефон магазина для уточнения деталей: (812) 679-55-97. Тема встречи: «Десять книг, которые надо прочесть!» Я кратко расскажу о лучшей десятке книг НЛО, которые рекомендую всем, кому интересны мои книги. А затем отвечу на любые вопросы: как о книгах, так и обо всем том, что вам интересно будет узнать. Вход бесплатный, но, надеюсь, вы не уйдете без покупок, поддержав тем самым мое любимое издательство. 3. А 11 марта в 19.00 в отеле «Индиго» по адресу СПб., ул. Чайковского, 17 в клубе «Anima Libera» (в каком конкретно зале отеля это случится, можно спросить у швейцара) я выступаю с лекцией «Почему уходят тоталитарные режимы?». Наверное, вы сразу догадались, чем вызвана такая тема в такой день? Правильно: исполняется ровно сорок лет Перестройке, т.е. избранию Михаила Горбачева на пост генсека ЦК КПСС. Поскольку за последние годы у нас говорилось много откровенной ерунды (в том числе профессорами и ведущими аналитиками) о революциях, смене режимов, роли народных масс и элит, я объясню на разных исторических примерах, что является здесь мифом, а что – правдой. Вход платный (500 рублей), но я приложу все силы к тому, чтобы вы получили за свои деньги интересный рассказ.
Если ты недавно женился, поступай так лишь! Листала записки графа М.Д. Бутурлина (1807-1876) - ещё одного искреннего человека из хорошей семьи. "Пришла мне также фантазия приобрести обезьяну, продававшуюся случайно, довольно дёшево; она потешна была, между прочим, тем, что мастерски откупоривала бутылки и напивалась допьяна. Другая ее странность была та, что она благоволила к молодым горничным моей жены (каковых, кажется, было у нее три), а бросалась кусать за ноги пожилую экономку Марию Васильевну".
Очень рекомендую подписаться на канал "Отечественные выписки" (из него я взял эту историю с Николаем I и студентами) историка Светланы Волошиной - специалиста по николаевской эпохе. Из ее книги "Власть и жерналистика: Николай I, Андрей Краевский и другие" я узнал о николаевской эпохе больше, чем из любой другой.
В преддверии татьян выложу отрывок из воспоминаний студента о посещении СПбГУ Николаем 1: радуйтесь, студенты, что Николай Павлович уже не может прийти на занятия и потребовать военного ответа на свое военное приветствие! Конечно, счастливый исход этого анекдота в полной мере понятен только если твердо помнить, что по-хорошему этих троих отправили бы солдатами куда-то в район Кавказа, там учиться. "«Один раз, придя в университет, я встретил в галерее двенадцати коллегий Государя Императора Николая Павловича, а за ним нашего нового инспектора Фицтума. Государь был видимо очень не в духе. Оказалось, что когда он вошел в аудиторию, где читал профессор Куторга историю, студенты все встали, но на привет его «здорово ребята» не отвечал никто, и он, оглядевши всех, вышел недовольный. ˂…˃ Государь, выйдя из университета, не сел в сани, а пошел пешком по Исаакиевскому мосту, где встретил трех студентов, без шпаг и не отдавших ему чести. Он остановил их и спросил: «Вы меня не знаете?» Они отвечали: «Не знаем, Ваше превосходительство». Тогда он им велел отправиться на Адмиралтейскую гауптвахту и сказать там, что Царь велел их посадить под арест ˂…˃ когда студенты пришли на гауптвахту, офицер отвел их в арестантскую комнату, а через полчаса к гауптвахте подъехала фельдъегерская тройка, и фельдъегерь спросил, здесь ли трое студентов, что он за ними приехал и что их велено отвести в Зимний дворец. Во дворце их встретил караульный офицер, давший о них знать царскому камердинеру, который провел их в большую комнату, где они увидели накрытый на три прибора стол. Камердинер сказал им, что Государь, полагая, что они, вероятно, еще не обедали, приказал им подать обед. Нас, рассказывали они, угостили отличным обедом с вином, затем подали три бокала шампанского, и в то же время из противоположных дверей показался Николай Павлович с бокалом в руке и сказал им: «Господа, теперь, когда вы ели хлеб-соль Русского Государя, то, вероятно, вы при встрече с ним узнаете его», и выпил за здоровье университета. Потом он спросил фамилию каждого и объявил, что они теперь свободны и могут идти куда угодно».
Дорогие москвичи! Вы видели выше, что у меня 30 января будет "академический баттл", как мы называли это в Европейском университете. Я много раз сходился в подобных интеллектуальных схватках со своими земляками в Петербурге, а на этот раз "баттл" будет в Москве. Я очень рад такой возможности. Тем более, что соперник весьма достойный. Сергей Сергеев - квалифицированный историк и автор профессионально написанных книг, ставших бестселлерами. Но наши взгляды сильно расходятся. Приходите послушать наш спор, задать вопросы и вынести свое суждение.
30 января 2025 в 19-00 Центр Адама Смита совместно с московскими либертарианцами организует академические дебаты «Почему Россия отстала?» Сергея Сергеева, автора книг «Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия» и «Русское самовластие. Власть и ее границы: 1462 – 1917 гг.» с Дмитрием Травиным, автором книг «Почему Россия отстала» и «Русская ловушка». Дебаты пройдут в Буддийском центре Рипа, 2 этаж, Аптекарский переулок, дом 9, г. Москва. (м. Бауманская)
Оппоненты в своих книгах рассказывают о развитии нашей страны на протяжении долгого времени, но придерживаются противоположных позиций в оценках. Сергеев придерживается мнения об особом типе русской власти, отличавшемся уже в Средневековье от западного. Он связывает наши проблемы с вековым русским самовластием, все время возвращающимся на свою столбовую дорогу. Травин считает Россию вполне европейской страной, а различия в управлении находит между любыми западными странами. С его точки зрения наши проблемы (даже самые острые и шокирующие) являются вполне преодолимыми проблемами роста. В ходе первого часа дебатов оппоненты обменяются мнениями в три раунда. А затем ответят на вопросы слушателей.
В зале будет продаваться второе издание книги Д. Травина «Почему Россия отстала», включающее специально написанное для нее предисловие, а также другие книги. Вход бесплатный, по регистрации
❗️Аптекарский переулок, дом 9, Москва Буддийский центр Рипа, 2 этаж м. Бауманская
Говорят, что сегодня День ответа на вопросы вашей кошки. Есть такой День! У этой советской кошки есть два вопроса: 1. Когда, наконец, строители будут сдавать дом без недоделок? 2. Можно ли отменить жуткую традицию сначала пускать в новый дом кошку, а затем уже входить самому?😢 Я буду отвечать на эти и иные вопросы завтра, 23 января в 19.00 в Арт-пространстве "Марс" на Марсовом поле, дом 3 во время лекции "СССР в карикатурах". Покажу много замечательных карикатур из старого журнала "Крокодил".
Моя готовящаяся к изданию книга "Пути России от Ельцина до Батыя" попала в число самых ожидаемых книг в разделе нон-фикшен 2025 года журнала... "Maxim". Честно признаюсь, что это для меня было не самым ожидаемым событием😳, но видимо мимо таких крутых мужиков, как Ельцин и Батый пройти было трудно. А я рад всем своим читателям. Даже самым неожиданным. И пребываю в раздумьях о том, как же теперь проиллюстрируют мою книгу https://www.maximonline.ru/entertainment/samyi-ozhidaemyi-non-fikshn-2025-goda-id6175063/
23 января в Петербурге в Арт-пространстве Марс по адресу Марсово поле дом 3 в 19.00 я выступлю с лекцией "СССР в карикатурах". Покажу весь тот иллюстративный материала, который так и не вошел в мою книгу "Как мы жили в СССР". И расскажу, естественно, о том, что эти карикатуры означают, что они нам говорят о былой советской жизни. Вот пример: карикатура из советского журнала "Крокодил": "Хорошая примета - пускать сначала кошку в новый дом". Так карикатуристы иронизировали над сложившейся советской практикой сдавать дом с существенными недоделками.
СССР в карикатурах | квартирник с экономистом Дмитрием Травиным в арт-пространстве mArs🐊
У Дмитрия вышла новая книга "Как мы жили в СССР". Но за ее пределами осталось множество забавных и поучительных иллюстраций, подобранных автором из журнала "Крокодил" 1970-х гг. Демонстрируя эти иллюстрации, лектор расскажет о том, почему советская экономика работала настолько странно, что нынешнему молодому поколению даже трудно это понять.
В 1991 году Дмитрий Травин работал в Комитете по экономической реформе Ленгорисполкома под руководством Анатолия Чубайса. До 1993 года был обозревателем газеты «Час Пик», затем — газет «Санкт-Петербургское Эхо» и «Дело». Публиковался в журналах «Звезда», «Нева» и других изданиях, выступал как эксперт на радио и телевидении.
Награжден Гран-при конкурса «Золотое перо» 2003 года, лауреат Международной Леонтьевской медали «За вклад в реформирование экономики» (2008).
«Берлинский дневник» (1934 – 1940 гг.) американского журналиста Уильяма Ширера показывает не только зарождение нацистского государства, но также судорожные метания западного интеллектуала, пытающегося объяснить себе весь этот ужас. Первая реакция – эмоциональное отторжение немцев, как народа. Оно почти такое же расистское, как отторжение немцами евреев. «Поражаюсь уродству немецких женщин на улицах, в ресторанах и кафе. Действительно, самая непривлекательная раса в Европе. У них нет лодыжек. Ужасная походка». И это не случайный взрыв эмоций. Вскоре он повторяется: «Все-таки немцы самые некрасивые люди в Европе. Ни одной симпатичной женщины на всей Линден». Наблюдая партийные съезды, он оценивает народ в целом как истеричный. Но затем Ширер попадает на западный фронт, видит разгромленную Францию и худосочных английских военнопленных. Взгляд на немцев полностью меняется. Немецкие солдаты в отличие от английских спортивные, крепкие, загорелые – грудь колесом. Генералы моложавые, умные, инициативные и физически крепкие в отличие от французских стариков, готовившихся к прошедшей войне. Сражаются немцы без всякой нервозности. Моральный дух у них чрезвычайно высок. И, наконец, появляется «философское» осмысление проблемы, сводящееся к особенностям немецкого характера. Оказывается, «арийцы» не лучше, а хуже всех. Не изучая ни истории, ни психологии, ни социологии Ширер пишет, что немцам «не хватает уравновешенности, достигнутой греками, римлянами, французами, британцами и американцами. Их постоянно разрывают внутренние противоречия, делающие их неуверенными, неудовлетворенными, разочарованными и толкающие их из одной крайности в другую». На короткий период они бросаются в либерализм (Веймарская республика), но поскольку он их природе не свойственен, то быстро возвращаются к тирании, избавляющей народ от принятия личных ответственных решений. Ну, и, конечно, виновата немецкая культура, формировавшая стремление к экспансии. «Фихте, Гегель, Ницше и Трайчке воодушевляли на это немецкий народ в прошлом веке». В общем, проблема состоит не в фашизме, а в германизме. Естественно, через два поколения наука всю эту сформировавшуюся на эмоциях доморощенную философию уже не воспринимала. Но Ширер-то думал, будто и впрямь нашел сходу объяснение сложной проблемы.
Наверное, каждый из тех, кто читал «Как мы жили в СССР», обратил внимание на то, что я посвятил эту книгу памяти Бориса Максимовича Фирсова – создателя и первого ректора Европейского университета в Санкт-Петербурге. Надеюсь, книга вышла достойной памяти этого великого человека. А если я где-то недотянул, недоработал, недодумал и недопонял, полагаю, Борис Максимович, глядя сверху на нашу интеллектуальную суету, меня все же простит. Он ведь всегда был добр и великодушен. Он жил для университета, для тех, кто работал и учился в нем, для тех, кто писал книги, пытаясь как-то осмыслить наш мир. Моих книг просто не было бы вообще, если бы не фирсовский университет и те возможности, которые он дал. Прошел ровно год с того дня, как мы остались без Бориса Максимовича. Я очень часто его вспоминаю. И чувствую, что ход воспоминаний со временем меняется. Сначала я больше думал о наших былых встречах, об общении на семинарах, о беседах в его маленькой скромной квартире на Петроградской стороне и о том, что Фирсов – ровесник моего отца – был для меня чем-то вроде отца научного. Не учителя, пожалуй, а, скорее, человека, заботившегося о всей университетской «молодежи» вне зависимости от того, кто, где, когда и у кого учился. Но сегодня я думаю обычно о значении Фирсова, как личности, как самой крупной фигуры из тех, с кем мне доводилось встречаться. Масштаб его личности не определялся должностью и степенью. Подобные вещи трудно объяснять тем, кто не знал Бориса Максимовича, но для меня его величие очевидно. Он был далеко не самым известным петербуржцем, однако, бесспорно, одним из самых крупных. Его университет в Санкт-Петербурге – это в полной мере Фирсовский университет. Как Шанинка в Москве. Надеюсь, он когда-нибудь станет Фирсовским совершенно официально. Хотелось бы верить, что к столетию со дня рождения Бориса Максимовича. По понятным причинам, такие сроки сейчас маловероятны, но хочется верить в лучшее. Хочется верить в историческую справедливость.
Чем больше нацизма – тем меньше нации. Так можно выразить важнейшую мысль книги Харальда Йенера «Волчье время. Германия и немцы: 1945 – 1955» (М.: Individuum, 2024). Рассказывая о послевоенном времени, автор демонстрирует на множестве примеров удивительную картину: не было, наверное, в Европе тогда более атомизированной, расколотой, трайбализированной нации, живущей по принципу «Человек человеку – волк», чем «сплоченная фюрером» нация немецкая. Национализм, основанный на принципе «бей евреев (русских, поляков, украинцев и т.д.) спасай Германию», ничего не дает для строительства нации, но, когда бить оказывается некого, но обостряется внутренний кризис (экономический, моральный, демографический), немцы начинают активно бить друг друга. Целые главы книги посвящены тому, как крестьяне уцелевших после бомбежек регионов ненавидят «понаехавших тут» бездомных горожан, как мародерствуют нищие «сверхчеловеки», как женщины ради спасения от убийц и насильников отдаются под покровительство «недочеловеков», как воры крадут у мародеров имущество, нажитое «непосильным трудом», как кельнский кардинал оправдывает воровство, несмотря на библейскую заповедь «не укради», как жены презирают своих вернувшихся с фронта или из плена жалких, униженных мужей, а те, к кому не вернулись, отыскивают себе нищего мужичка из «понаехавших», чтобы хоть какой-то в семье имелся. Выясняется, что под воздействием новых институтов (правил игры), основанных на принципе «человек человеку – волк», вековая немецкая, европейская культура, основанная вроде бы на принципе нерушимости собственности, моментально исчезает. Формируется поколение воров, мародеров и циников, не соблюдающих никаких моральных норм. Но… и это самое интересное в книге… тут же немецкая нация, уничтоженная возвеличившим ее нацизмом, возрождается через черный рынок. Автор проводит парадоксальную мысль о том, что именно черный рынок стал для молодого поколения немцев школой гражданственности, поскольку в отличие от нацизма учил не убивать слабого, а договариваться на взаимовыгодных условиях с партнером, которого ты, может быть, ненавидишь, но которого вынужден уважать. В условиях экономического чуда 1950-60-х гг. оказалось, что поколение воров, мародеров и циников стало самым трудолюбивым, дисциплинированным и законопослушным поколением немцев, построившим, наконец, демократию.
Как-то раз Чехов написал: «Медицина – моя законная жена, литература – любовница. Когда надоедает одна, я ночую у другой». У меня с этим еще сложнее. Давным-давно, совсем юным и неопытным, я сошелся с экономикой. Жить с ней было скучно, хотя, надо признать, она многому меня научила. Если бы не экономика, я не стал бы в начале девяностых довольно востребованным журналистом. Мне просто нечего было бы сказать. А так журналистика стала моей первой настоящей страстью. Я ушел к ней от экономики и никогда об этом не жалел. В начале девяностых журналистика еще не выглядела второй древнейшей профессией. Она была молодой, искренней и по-настоящему привлекательной. Она уводила к себе людей от экономики, истории, филологии, юриспруденции и даже естественных наук. Жизнь с экономикой была бы, конечно, надежнее. С ней можно было легко дотянуть до старости, закрывшись разнообразными схоластическими построениями от всяких житейских бурь. Но жизнь с журналистикой была настоящей жизнью. Или так мне, по крайней мере, казалось долгие годы. Затем она состарилась и стала продажной. Но главной проблемой оказалось другое. Когда страсть ушла, открылась вдруг пустота прошедших лет. Они были прекрасными, но пустыми. Увы, так бывает. Казалось, журналистика воспитывает тысячи людей, однако со временем выясняется, что у нее нет ни детей, ни воспитанников, ни даже учеников. Семью с ней создать невозможно. Семью я создал ближе к старости с исторической социологией. Какое-то время еще бегал от нее к журналистике. Казалось, можно переночевать у той, коль утомила другая. Социология всё терпела и принимала обратно. Но вот, наконец, стало ясно, что здесь находится тот мой дом, который я много лет искал. Здесь можно создать что-то стабильное, что-то значимое, что-то такое, в чем останется навсегда частичка меня. В этот дом я стянул всё, накопленное за долгие годы жизни. И именно здесь я перерабатываю свою настоящую жизнь в страницы настоящих книг. Здесь нет уже бурной страсти, но есть большая любовь.
Подкаст "Умные книги" хорош не только тем, что мою книгу "Как мы жили в СССР" отнесли к числу умных, но и тем, что в нем беседуешь с умными собеседниками. Его ведут крупные специалисты в области интеллектуальной истории Михаил Велижев и Тимур Атнашев. Я бы и сам с удовольствием порасспросил Михаила о его замечательной книге "Чаадаевское дело", во многом изменившей мой взгляд на николаевскую Россию. Но в этот раз расспрашивали меня. https://nlo.media/catalog/umnye-knigi/kak-my-zhili-v-sssr-razgovor-s-dmitriem-travinym/
Говорят, порой, будто Церковь с ее неизменностью, ее стабильностью, ее традицией, тянущейся через много веков, – это якорь, помогающий обрести себя в нашем быстро меняющемся мире. Увы, это, конечно, не так. Я в прошлом пытался цепляться за этот «якорь», но он неизменно оказывался флюгером. Иначе, наверное, и быть не может в ситуации, когда Церковь – не только посредник в общении с Богом, но также и социальный институт, регулирующий поведение масс, а часто еще и институт политический, имеющий свои интересы в суетном мире. Якорь – это, пожалуй, музыка. Петербургская филармония и сейчас все та же, как полвека назад, когда я, кажется, в первый раз посетил этот строгий зал с рядами белых колонн. Она все та же, как тридцать три года назад, когда мы с женой, только что расписавшись, пошли сюда слушать концерт. Суетный Мариинский постоянно гонится за временем, за богатой публикой, за деньгами и всемирной славой, а Филармония возвращает нам время, которое кажется порой навсегда утраченным. Здесь все тот же Вивальди, все те же овации после концерта, все та же публика. Все та же музыка, которую запросто можно услышать бесплатно, включив дома компьютер, но которая привязывает нас к жизни лишь в этом старинном зале. Здесь нынче все те же старушки, что слушали музыку лет пятьдесят назад. Все та же старая ленинградская интеллигенция. Господи, как же они еще сохранились? Как уцелели здесь, если их нет уже ни на Невском проспекте, ни в Летнем саду, ни на каналах. Смотришь и понимаешь, что эти старушки – твои ровесницы, что сам ты уже совсем не мальчишка начала семидесятых, что время летит, что скоро трагизм Шопена придет на смену торжественности Вивальди, что стены Филармонии не ограждают от суеты Невского проспекта… И все же, может жизнь не уходит совсем, если есть еще место, где она замирает хотя бы на пару часов, вызывая из тайников старинного зала музыку, звучавшую здесь полвека назад?
С приходом Дональда Трампа на пост президента США интерес ко внешней политике у нас по понятным причинам возрастает. Есть вероятность, что она вновь будет осуществляться в виде переговоров и решений, а не в виде деклараций и ругани. Понятно, что внешняя политика по-прежнему останется тайной. Мы в лучшем случае узнаем о принятии решений, а не о том, как они готовятся. Но для того, чтобы хоть как-то проникнуть на внешнеполитическую кухню, стоит посмотреть сериал «The Diplomat» (в русском переводе «Дипломатка»). Не стоит ожидать, конечно, что там покажут нам все, как есть. На тайную дипломатическую кухню никакого сценариста не пустят, а мемуаров, отражающих реалии последних лет, ждать еще придется долго. Но в самых общих чертах суть процессов, происходящих сегодня в сфере отношений «США – Европа – Россия – Китай – исламский мир», понять можно. Общая интрига весьма фантастична. Она не для отражения реалий, а для заманивания зрителей. Закручено так, что скучать не придется. Важно при этом понимать, что там является «киношкой», а что дает нам косвенное представление о современной дипломатии. Бесподобна, например, сцена с российским послом. Пересказывать ничего не буду, чтобы не раскрывать интригу, но, думается, эту сцену можно показывать хоть на лекциях по дипломатии, хоть на семинарах по политологии. Хорош американский президент, списанный с не вполне адекватного порой Джо Байдена, и в какой-то мере напоминающий одновременно нашего «старого, доброго» Леонида Ильича, осуществляющего переговоры с Джимми Картером при помощи записок, находящихся в руках переводчика (так все и было: об этом сказано в мемуарах самого переводчика!). А в последние дни, когда мы услышали первые скандальные рассказы Трампа о его будущих внешнеполитических намерениях, стало ясно, что некоторые элементы интриги сериала в большей степени основаны на фактах, чем мне казалось, когда я его смотрел. В общем, «Дипломатка» будет неплохим введением в эпоху Трампа. Возможно, в жизни все пойдет не так, как в кино, но надо же нам с чего-то начинать.
