В ожидании февральской программы
«
Паранормальных чтений»,
в которой в наших стенах оживут новые литературные персонажи, можно собраться в одном очень интересном месте на «Венецианское Рождество» в день памяти Иосифа Бродского, 24 января
(
подробности на канале Чтений), вдохновившись небольшим расследованием о потерянном стихотворении Бродского.
Особенная прелесть Бро в том, что он постоянно от тебя скрывается. Играет в прятки, исчезает в темноте подъездов, шкерится на конспиративных явках, как будто ты чекист, а на дворе — декабрь шестьдесят третьего.
Самые необычные, никому неизвестные и зачастую хулиганские сочинения грустного ИА нужно искать не в пухлых сборниках с вензелями издательств — их там нет. Нет их и на полях пожелтевших рукописей в литературных архивах. Ну, а где же они, спросите вы?
Они — на почтовых карточках, которые
Бродский при удобном случае отправлял из земных юдолей, посещённых им, своим друзьям. И ещё — под обложками собственноручно подаренных им книг.
Среди таких находок — венецианское стихотворение без названия, которое
Бродский написал на двух новогодних открытках зимой 1974 года и отправил писателю и переводчику Андрею Сергееву. Вероятно, без особого замысла, а просто, как мы выразились бы сегодня, чтобы потроллить. Но эти совершенно дурашливые стихи оказались в то же время и трагически пророческими. В них поэт указал на Венецию как место своего упокоения.
Стихи дошли до нас благодаря череде удачных совпадений. Среди них — то, что Андрей Сергеев хранил у себя эти карточки два десятка лет и вспомнил о них при составлении сборника рассказов и воспоминаний «Omnibus», который был издан в 1997 году. Таким запутанным путём неизвестные прежде строки Бро нашли своих читателей в чужом сборнике спустя 23 года после отправки из Венеции.
...........................................
Я вновь в Венеции – Зараза! —
Вы тут воскликнете, Андрей.
И правильно: я тот еврей,
который побывал два раза
в Венеции. Что в веке данном
не удавалось и славянам.
...........................................
Теперь передо мной гондолы.
Вода напоминает доллар
своей текучестью и цветом
бутылочным. Фасад дворца
приятней женского лица.
Вообще не надо быть поэтом,
чтоб камень сделался объятьям
приятнее, чем вещь под платьем.
Да убедят Вас эти строки,
что я преодолел пороки;
что сердце продолжает биться,
хоть вроде перестать пора;
что — факт, известный не вчера
— Ваш друг — плохой самоубийца;
что он, в пандан Царю Гороху,
свой срам не валит на эпоху.
Се, покидая черным ходом
текст, поздравляю с Новым годом.
Поздравив, падаю в кровать...
Хотя бесчувственному телу
равно повсюду истлевать,
лишенное родимой глины,
оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь. Понеже
свой континент и черви те же.
Стравинский спит на Сан-Микеле,
сняв исторический берет.
Да что! Вблизи ли, вдалеке ли,
я Вашей памятью согрет.
Размах ее имперский чуя,
гашу в Венеции свечу я
и спать ложусь. Мне снится рыба,
плывущая по Волге, либо
по Миссисипи, сквозь века.
И рыба видит червяка,
изогнутого точно «веди».
Червяк ей говорит: «Миледи,
Вы голодны?» Не громче писка
фиш отвечает: «Non capisco».
#ПаранормальныеЧтения #Бродский