Чупакабра с корицей

Еще и вместо розового на фото какой-то грязно-коричневый((

Это ужасно, хуже некуда, но я обещала себе выкладывать сюда все, что рисую, потому что так появляется хоть какая-то мотивация, так что...
11 декабря - День северного сияния в холодильнике

А еще я не могу нормально сфотографировать, потому что блокнот выгибается

Мне совсем не нравится, что вышло, но ладно, пусть будет
#storm_advent

—Неплохое приземление... Знаешь, с этими украшениями ты похож на новогоднюю елку.

Неожиданно для самого себя, Достоевский смеется над этой глупой шуткой. И решает, что сегодняшний вечер выдался довольно веселым. Разве что нужно как-то выбраться из этого сугроба. И на коньках он кататься больше точно не пойдет.

#storm_advent

Гоголю нравится ощущение ветра в ушах, когда едешь на коньках. Скользя по льду на двух тонких лезвиях, он чувствует себя свободным. Каток — словно бы отдельное государство со своими законами. Вернее, всего одним законом — не врежься ни в кого. А в остальном полная свобода действий. Николаю доставляет удовольствие смотреть на лица людей, когда он несется прямо на них и лишь в последний момент ловко уворачивается от, казалось бы, неизбежного столкновения. Он искусно вальсирует между новичками, еле стоящими на льду, и профессионалами, выполняющими такие движения, что Гоголь порой засматривается на них.

Вот и сегодня Николай проводит вечер на катке, пестрящем украшениями: новогодними гирляндами и мишурой. Холодный воздух застывает в хрустальном звоне, когда Гоголь останавливается около бортика, заметив знакомую фигуру на лавочке неподалеку. Он тут же выскальзывает с катка и направляется прямиком к ней.

—Фееедя, привет, ты чего тут делаешь? — Гоголь приземляется на лавку рядом с Достоевским.
Тот, не отрывая головы от книги, отвечает
—Добрый вечер, Николай. Я занят, читаю.

—А почему на улице? Ты же не любишь холод, — Гоголь выдыхает облако пара и наблюдает, как тот тает в воздухе.

Погруженный в книгу с головой, Федор лишь мямлит что-то неразборчивое.

—Ну Фееедя, — Николай в попытках отвлечь Достоевского от книги тычет ему в щеку пальцем. Однако, никакой реакции не следует. Тогда он решается на отчаянный ход — закрыть книгу руками. Когда разгневанныый Федор поворачивается к Гоголю, тот, пользуясь моментом, выкрикивает:
— Пойдем на каток!
—Нет.
—Ну пожалуйстааа.
—Нет.
Далее следуют минут десять убеждений, мольбы, обещаний, что Гоголь будет мыть посуду всю оставшуюся жизнь (на самом деле, конечно нет), и других приемов, которые в конечном счете убедили Достоевского пойти с Николаем.

Стоя на коньках, Федор проклинает свое решение составить Гоголю компанию и мысли, что он не потратит слишком много времени и усилий, а настырный Николай наконец отвяжется. Достоевский ненавидит не иметь над ситуацией полного контроля, а сейчас собственные ноги его совсем не слушают, разъезжаясь в разные стороны на скользком льду. Так еще и Гоголь смотрит с ухмылкой, причем такой, что Федору, не привыкшему самостоятельно применять грубую силу, хочется стереть эту улыбочку парой ударов по лицу. Сейчас он бы с радостью исчез с этого холодного ада, но добраться до выхода у него вряд ли получится.

—Николай, я намерен немедленно удалится отсюда, — Достоевский цепляется за бортик в попытках удержать хоть какое-нибудь равновесие, пока Гоголь кружит рядом с поразительной легкостью.

—Ну Федор, это же весело, давай я тебя научу, — Николай подъезжает к Достоевскому и берет его за талию, утягивая от бортика. Что ж, если Федор сейчас начнет сопротивляться, ему прийдется несладко, ведь он просто распластается по льду, поэтому приходится подчиняться Гоголю, как бы отвратительно не было. Поначалу Федор чувствует себя совсем ужасно, но спустя какое-то время втягивается. Они скользят по катку, растворяясь в причудливом танце, где ведет явно Николай, однако это уже не так сильно волнует Достоевского. Он повинуется отточенным движениям Гоголя, позволяет тянуть себя следом. Скольжение Николая, движение Федора, движение Гоголя, следование Достоевского... Это даже начинает казаться забавным.
Ровно до того момента, пока Николай, сообщая что у Федора получается неплохо, почему бы ему не попробовать самому, не толкает его куда-то вперед. Достоевский несется по льду, не зная, как остановиться, неуклюже размахивая руками. Все вокруг смешивается в разноцветный хоровод из людей в пестрой одежде, новогодних украшений, искрящихся огоньков, скрежета коньков, чьих-то недовольных криков...

Все это прекращается, когда Федор врезается в низкую ограду и перелетает через нее, цепляя за собой гирлянды и мишуру. Он приземляется вверх ногами куда-то в кусты, и спасает его только большой мягкий сугроб, принимающий Достоевского в свои холодные объятия. Гоголь подъезжает, останавливаясь у бортика и, глядя на Федора, усмехается:

Кто лох, опоздавший на первые три дня? А это я.
Но лучше поздно, чем никогда
#storm_advent

Пусть здесь будет зарисовка по взрослым соукокам (я где-то наткнулась на подобное и не могу перестать об этом думать)

Время летит с неумолимой скоростью, все меняется, теряет свои особенности и способности, но некоторые вещи остаются неизменными, пожалуй, вечно. Двойной Черный стоит на крыше небоскреба после ночного задания, обозревая огни Йокогамы.
"Прямо как в былые времена," — мелькает в голове у Чуи.

—Чуя, с этими усами ты выглядишь намного хуже, чем раньше. Серьезно думаешь, что они добавляют тебе солидности? — прерывает тишину Дазай, устало потягиваясь, однако тутже всхлипывает — ауч, поясница.

—Значит, по твоему, раньше я выглядел хорошо? — Чуя хмуриться, глядя, как его непутевый напарник хватается за талию.

—Нееет, конечно нет, — улыбается Дазай, и Чуя подумывает, чтобы вмазать ему, но решает, что тот и без этого достаточно намучался. Хотя, он сам виноват, нечего просиживать за столом все время.

Верный пес мафии игнорирует слова Дазая и присаживается на край крыши, взглядом спрашивая напарника, не хочет ли тот присоединиться. Дазай плюхается рядом, опасно рискуя полететь вниз, на что получает неодобрительный взгляд Чуи, который уже успел протянуть руку, готовый подхватить этого идиота. Дазай кладет на плечо напарника голову, уже начавшую седеть. Дазай считает седину чем-то ужасным и нередко сокрушается по этому поводу. А вот Чуе даже нравится, как это смотрится, как будто более естественно.

Они сидят на крыше и прислушиваются к звукам просыпающегося города: люди начинают выезжать на работу, самые ранние магазинчики открываются, дворники шуршат метлами, едет машина, моющая дорогу, где-то в переулке возвращаются домой пьянные подростки... Хочется задержать это мгновение, остаться вот так еще хотя бы ненадолго, но светлеющее небо напоминает, что время уже на исходе. Совсем скоро Чуе прийдется сидеть в кабинете, заполняя отчеты о ночной миссии, а Дазаю спать на диванчике в офисе ВДА, слушая недовольное ворчание Куникиды, а потом отправиться на новое задание. И все же, можно еще урвать последние мгновения, сидя на этой крыше, слушая размеренное дыхание друг друга, переплетая руки, наслаждаясь.

—Я ненавижу тебя, — сообщает Чуя, видимо, для соблюдения традиции.

—Я тебя тоже ненавижу, — отвечает Дазай, поднимая голову, понимая, что пора бы сваливать, они итак засиделись слишком долго, давая фору врагам — нельзя быть увереными, всех ли они убили. Однако, никто из них не двигается с места.

—Мне, конечно, совершенно не хочется иметь с тобой ничего общего, однако, кажется, в эту среду у нас снова совместное задание, — Дазай все же прирывает молчание.

—Тогда до среды, — улыбается Чуя.

Следует поцелуй. Не долгий, но страстный и горячий. Ничуть не хуже, чем десять лет назад, не хуже, чем двадцать. Разве что, теперь Дазая слегка щекотят усы. Однако он находит это забавным.
Чуя поднимается и, махнув напоследок ладонью, прыгает вниз. С его способностью он может себе позволить.
Дазай испытывает соблазн тоже прыгнуть, но не просто с целью спуститься. Он испытывает его всегда, находясь где-нибудь высоко. И все же, решает воспользоваться лестницей. Раз уж он дожил до этого момента, может пожить и еще какое-то время. По крайне мере, до следущей среды.

Всем привет. Я Чупакабра, можно еще Краказюбря. В этом смешном канале я буду выкладывать свои порисульки или писанину - до чего дотянутся мои руки. Причем, ни в том ни в другом я не особо хороша. Но мне нравиться говорить, что я в процессе обучения. А еще я безответственный человек, и кто знает, когда я буду тут появляться и не удалю ли этот канал к черту. Но если вдруг Вас все же заинтересует мое творчество, добро пожаловать.