(Решила, что пора снабдить каждый пост хештегами, чтобы легче было ориентироваться в архиве канала. К каждому постепенно прикручу, с самого начала. И сделаю потом список всех использованных хештегов).
Этот Pdf с иллюстрациями из журнала «Юность» прислал @andrew_strukov Спасибо, Андрей!
Для внимательных читателей/зрителей задачка: на картинках есть три автопортрета и два изображения реальных друзей. Кто сумеет найти? А, может, кто первый найдёт все пять объектов?
«Ещё из московских впечатлений. Побывал в мастерской Бориса Жутовского. Всякий раз входишь – и замираешь. Холодок пробирает от давления полотен на тебя. Картины на стенах, на подставках, просто стоят, картины на потолке. И думаешь: сколько же художник вложил в них себя, своих впечатлений, наблюдений. Душу вложил. И думаешь: какое же это счастье – быть художником. Кажется, что для Жутовского нет ничего невозможно в искусстве. И какое наслаждение – говорить с ним. Сколько ж Боба пережил, сколько событий, людей в его жизни. И главное его полотно… Впрочем, не полотно, а коллаж что ли… Нет, не коллаж. Не подобрать слова. Картина, которая складывалась у Бобы десятилетия. Это история его жизни. История его мира. На снимке можно почувствовать лишь тысячную долю её мощи. Часами стоять возле неё – рассматривать, разгадывать, делать открытия. Я бы включил посещение мастерской Жутовского в какой-нибудь туристический маршрут… Боба сделал мне царский подарок – подарил два огромных тома «Как один день». В них его работы, рассказ о себе, о том, что он видел и испытал. Об этом отдельно напишу».
Продолжение темы. Вот ещё картинка про спорт и жизнь. Это весёлая компания друзей, встречавшихся пару раз в неделю в бассейне «Чайка». Встретились, передружились — сбились в стаю. Плавали, тренировали дыхание, но и, бывало, подолгу травили байки у бортика. Встречались и не в бассейне, потому что дома, да под выпивку, травить байки было ещё интереснее. Боба называл эту свою любимую компанию «водоплавающие евреи». Ну а как ещё? Авербах, Рапопорт, Аксельбант, Марочник… Эту картинку Боба задумал вставить в ячейку 1988-го года в картине «Как один день». И наверняка вставил бы — он любил игру и хулиганство — но отговорила Кира Сошинская. «Нельзя, Боба, такое вставлять в картину. Твоя картина — отражение эпохи, а тут какие-то девки и мужики без штанов! Слишком легкомысленно». Послушал Боба любимую подругу, да и поставил другой квадратик, тем более, что и повод нашёлся. А эту недавно откопал в недрах мастерской, сфотографировал, фото Лёне в Америку послал, чтоб тот тоже вспомнил и улыбнулся. Я не всех тут узнаю. У Бобы не спросила, или, может, он рассказывал, а я забыла. До последнего думала, что у Лёни спрошу — мы же с ним переписывались. Вот теперь уже точно не у кого спрашивать. Ещё, значит, одна будет тайна. История, канувшая в Лету. Бульк!
29 октября в Америке умер близкий друг Бобы — известный астрофизик Леонид Марочник. Пост о нём был здесь совсем недавно. Хочу ещё раз вспомнить его. Для тех, кто тоже (как и я) только осваивает возможности телеграма, поясняю: чтобы увидеть пост, нужно нажать на синие буквы.
И вдогонку ещё три картины из серии «Хаос и символ» — последней важной работы Бобы на земле. Мы ещё не говорили об этой серии, но скоро расскажу и покажу. Эти три картины посвящены великим нашим физикам, двум лауреатам Нобелевской премии и одному не успевшему её получить, но не менее достойному — Леониду Марочнику. Вот он — на центральном фрагменте.
В последний день октября помянем его добрым словом. За то, что красив и ярок. За то, что довольно тёпел. Два года назад мы совершили октябрьское микропутешествие. Оно было шестнадцатым в 2022-м году. Боба нарисовал то, что увидел. Бумага, акварель, цветные карандаши, линер. Формат А5
Вышибли из страны Гарика Губермана. Посадили, потрепали и вышибли. Зима. Бегает он по Шереметьеву в драной зимней шапке и всех утешает. А у самого-то в глазах — страшно. Навсегда ведь. Совсем.
Прилетел в Вену. Толпятся несчастные эти эмигранты. Кто в Рим — на ожидания. Кто в Израиль — сразу. Тыркаются из угла в угол за ограждением. Никто почти дальше Вильнюса и не ездил. Выходит невысокий, рыжий, в камуфляже. Строгий. — Губерман есть? Пройдите! И пошел без оглядки. Игорь за ним. Вот, думает, опять...
Заходят в закуток, Ицик достает бутылку коньяку, наливает стакан и говорит: — Давай, Сашка Окунь велел. Ох, как это было кстати!...
В Израиле, в Иерусалиме он уже давно. Красивый, невиданно красивый дом, на краю обрыва, в белых стенах. Жена из йеменских евреек — маленькая и прелестная. Дети. Один из них — ну просто Пушкин в детстве.
Когда Ицик появляется изредка, я так и спрашиваю: — Как там Пушкин?
Появляется. Часто. Он теперь работает в Джойнте. В недавние советские времена это была одна из самых страшных пугалок мирового империализма — сионизма. А она, эта Джойнт, просто еду и одежки евреям возит. Особенно когда жрать нечего и прикрыться нечем.
Ходили слухи, что Ицик Эйхмана выколупывал из припрятанности, за убийцами спортсменов на олимпиаде поохотился — но это слухи.
Хотя очень похож. Тихий Спокойный. Всегда вдруг появится и вдруг исчезнет. Как там Пушкин?
