"Измена глазами Женщин" Сидеть дома день ото дня. Как принцесса в башне. Да только принц не спасёт, он тут и заточил. Сама ни на что негодна. Или такую мысль лишь внушили? Бросила учёбу, семью, счастье ради белого коня и замка со рвом, не защищающим, а заточающим. Год рыдала. Второй. Да только слезам горю не поможешь. Но и ничего другого и не можешь. Быть красивой, умелой, заботливой. Как будто собеседование в чиновники. Хотя там, пожалуй, ничего кроме денег и не надо. Раз синяк, два. Грохот. Грохот посуды и мебели, скрежет стёкл и собственных зубов, тщательно прожёвывающих собственные желания и надежды. Должно быть, день плохой. Всё дольше и дольше томится принцесса в замке. Дни превращаются в недели, а из развлечений бытовуха, Санта-Барбара и окно. Треск. Второй. Что-то медленно рушилось, нагоняя страх. Но что именно? Оббежала весь дом: каждая мебель цела, каждая тарелочка на месте, ни пылинки, ни соринки. Что же трещало? И вот, руки опускаются в корзину с бельём. Алый. Алый, разъедающий реальность цвет, глаза мутнеют, воздух не входит в лёгкие, а невидимые руки, руки страхов и обид, накопившихся за годы терпения, начинают душить. Казалось, сердце разрывалось, каждый капилляр взрывался, барабанные перепонки кипели, а кожа горела. Шуба, не застёгнутая так же как и сапоги. Пару мгновений и уже перед дверью самой родной и единственной родной души. Звонок. Долгий. Слишком. Дверь открывают, топот каблуков, которые, казалось, сломались по пути или это лишь подкашивающиеся ноги? Проходит на кухню, как домой. Это место и то роднее. –Надя... Наденька, только ты у меня и осталась... – тушь пачкала белую домашнюю сорочку, в коей выбежала Георгина Валерьевна. Да какая к чёрту Георгина Валерьевна? От неё осталась лишь фамилия мужа. Ни личности ни имени. О, жена Никонтьева? Да к чёрту Никонтьева! Сейчас тут сидит лишь маленькая, напуганная и разочарованная Герочка. Та, которую мама обувала в садик и кормила с ложечки супом,который та ненавидела, но зато потом можно будет съесть сладкую-сладкую шоколадку. Сейчас ни мамы, ни супа, ни башмачков,ни шоколада тут нет. Лишь маленькая, рыдающая девочка. Она жевала собственные волосы, они ничего не ощущала. Ни отбитых и промёрзших ног, ни кровоточащих от ногтей ладоней. Лишь солёные слёзы и алое пятно, впечатавшееся в память. Она без стеснения берёт чужой бокал и выпивает залпом, ударяясь головой об стену и того не замечая. – Он мне изменил.