Я попробовал выстроить краткую историю автоматического письма — в своем новом тексте на «Теллере». Она начинается с доалгоритмических практик — когда в машину для письма превращалось живое человеческое тело (спиритические сеансы и сюрреалистские компульсии). За ними следуют первые попытки формализации языка — от механической языковой машины Джона Кларка до хомскианских моделей языка как набора синтаксических правил. Последняя остановка — вероятностное письмо: когда машины учатся писать сами, опираясь на сочетаемость слов друг с другом. Это и простейшие цепи Маркова, и рекуррентные нейронные сети, и большие языковые модели. Вот три оси, по которым проходят ключевые различия между этими типами письма: (1) письмо и значение (2) письмо и бессознательное, или психический аппарат языковой машины (3) письмо и тело Основной тезис в том, что автоматическое письмо отчуждает язык от тела — выводя его вовне как абстрактную функцию. Но, одновременно с этим, в машинном письме неизменно присутствует телесное измерение — или, вполне буквально, тело поэта, фиксирующего собственное бессознательное; или тела краудсорсеров, которые продают техногигантам свой языковой труд.