I. В детстве у меня был дом. Этот дом был для меня самым сокровенным местом, самим определением тепла, детства, родины, он был моей историей, моей самой большой святыней. Впервые меня еще грудничком привезла туда бабушка, и я продолжала ездить туда каждое лето вплоть лет до 13-14. Сама деревня в которой стоял дом состояла из 10 домов. А ближайшая деревня была так далеко, что туда никто не ходил, да и оттуда до нас никому не было дела. В целом до нас никому не было дела. Разве что летом раз в неделю приезжала машина с хлебом и конфетами, раз в месяц приходил почтальон, а два раза в год приезжал грузовик заменить газовые баллоны. В детстве этот дом был для меня самым уютным и красивым местом на свете. Окажись я там сейчас, думаю, ужаснулась бы: старые заштопанные занавески, протертое постельное белье, кровати с здоровым металлическим изголовьем и кривые матрасы на них, лампочки без светильников, свисающие с самого потолка, клеенчатая скатерть с прожжеными кругами от посуды, деревянные узкие скамейки вместо стульев, сбитые как будто на скорую руку и выкрашенные в блевотный темно-оранжевый цвет. Дом никогда не обустраивали. Туда привозили все самое старое и плохое, что "не жалко". Для меня это было некое обязательное правило и я никогда не задавалась вопросом почему. Бабушка во время Второй Мировой была медсестрой на фронте. И каждое лето, приехав в деревню, она всех лечила: давала лекарства, измеряла давление, делала уколы, наливала водки и слушала бесконечные жалобы деревенских на жизнь и друг на друга. Бабушке нравилось всех спасать. Осенью, уезжая, бабушка всегда оставляла ключ, к которому прилагались пара бутылок водки и деньги, кому-то из соседей, чтобы "присмотрели" за домом зимой. Только спустя много лет я поняла, что ключ передавался только для того, чтобы не выбивали окна. Выносили всё. Не трогали кровати, которые могли развалиться, если их приподнть, большой покосившийся желтый шкаф из фанеры с одной незакрывающейся дверцей, он не влез бы в дверь, а разбирать, думаю, было лень, и тяжеленный чёрный комод Ольги Алексеевны (второй бабушки, которая иногда приезжала к нам на лето), потому что требовались усилия нескольких человек, чтобы просто сдвинуть его с места. Остальное выносили всё. Бабушка продолжала помогать. Я помню, как один раз летом видела, как соседка баба Валя ночью воровала яблоки у нас в огороде, потому что только у нас из всей деревни рос белый налив. Помню, как я увидела эту фигуру в белой ночнушке в свете августовской яркой луны и ужаснулась. Ужаснулась, потому что не могла поверить, что такое может быть. Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Баба Валя, у которой свой огромный огород, в разы больше нашего, поля картошки, полный хлев скота, ночью ворует яблоки у нас, у моей бабушки. А бабушка продолжала помогать. И каждый год всё повторялось по уже известному сценарию. Он сам проигрывал себя через людей: не так важно было, кому оставляла бабушка ключ и сколько платила за "присмотр".